Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Бурцев выматерился. Их все же топили! Здорово задело носовую часть, и по всему выходило: в пленных фашики не нуждались. Или так припекло, что не до пленных теперь?
Ну конечно! Все ведь просто, как дважды два: сами по себе, отдельно друг от друга, и «полковник Исаев», и «атоммине» представляют для немцев ценность. Но вместе — только угрозу. Фрицы понятия не имеют, что намерен делать непредсказуемый «полковник» со своей ядерной добычей. Потому и стараются его остановить. Любой ценой.
С моторамы под двигателем ведомого «мессера» застрочили пулеметы. Прочертили воздух трассирующими пунктирами. И еще две дорожки смерти побежали по воде к «раумботу». Дзинь‑дзинь‑дзинь… Несколько пуль вошло в правый борт. То же — у самого носа. Летчики работали аккуратно: избегали бить в середку, в трюм, в «атоммине». Боялись? Вполне возможно. Кому ж охота пикировать на цель, которая в самый неподходящий момент может обратиться в ядерный гриб?
Снова крики за спиной. И стремительная тень над катером. И крылья. И кресты на крыльях.
В этот раз Бурцев врага не упустил. Развернуть орудие. Поймать в прицел хвост уходящего самолета. Ударить ответной — длинной, но расчетливой очередью. Огрызнуться, отстрельнуться, не жалея патронов. Ствол зенитного МG. С/38 ходит ходуном, ствол изрыгает пламя. Ходил, изрыгал, пока… Щелк, звяк… Минус один магазин и… Есть!
За «мессершмиттом» все же потянулась полоска дыма. Тонюсенькая поначалу, почти незаметная. Но чем дальше удалялась подстреленная машина, тем отчетливее пятнала небо черным клубящимся следом. Зловещий шлейф ширился, расползался. Яркие пляшущие язычки объяли самолет. Вспышка… От пылающей «кометы» отделилось белое пятно. Парашют?
Пятно тоже пыхнуло, задымилось.
Горящий парашют! Лизнуло‑таки жадное пламя вываливающегося из кабины пилота, окропило огненными брызгами уложенный в ранец прочный легкий шелк, подпалило…
Спасительная опора о воздух была потеряна. Парашютист на прожженном, дырявом, полощущемся по ветру бесполезной тряпкой куполе падал камнем. И не остановить, не притормозить уже то смертельное падение. А с такой высоты да с такой скоростью… В общем, что об землю, что об воду — без разницы. Верная смерть, в общем. Не повезло сегодня немцу.
А ведущий мессер, развернувшись, шел в повторную атаку. Надвигался с кормы. С воем заходил в пике. Все правильно: сначала нос, теперь корма. Остальное затонет само собой. Тихо, мирно, спокойно, без ядерных катаклизмов.
Бурцев уже перезарядил орудие. Уже навел на цель. Уже ругнулся по поводу дурацких деревянных щитов на пулемете, от которых в этом поединке пользы не больше, чем от листа ватмана. Точка в прицеле росла. Точка летела, падала на него. Молчаливая пока и страшная — жуть! Бурцев ждал. Чем раньше ударить, тем меньше вероятность попадания. И тем больше шансов без толку высадить весь магазин в белый свет как в копеечку. А удастся ли перезарядить орудие по новой — большой вопрос.
Точка перестала быть точкой. Превратилась в винт. В крылья. В пушки и пулеметы. Пушки и пулеметы смотрели Бурцеву в лицо.
Он вспомнил… Два года назад. Чудское озеро. Вороний камень. Стремительно приближающийся «мессершмитт». Бурцев прячется в коляске трофейного «цундаппа» за живой баррикадой из тел и щитов. Выжидает, вцепившись в пулемет. Чтобы ударить внезапно, нежданно. Тогда, в апреле 1242‑го, его не было видно до последнего момента. Сейчас же немецкий ас видит все, как на ладони. И тщательно выцеливает противника.
Глава 2
Дрейфующий «раумбот» и ревущий «мессер» будто готовились к самоубийственному столкновению, к тарану без единого выстрела. Но на самом деле друг другу противостояли не катер исамолет, не зенитка и скорострельные авиационные пушки, а два человека. На самом деле шла война нервов. Война, в которой нажать на гашетку следует в самый нужный момент — не раньше, но и не позже. А уж степень нужности этого критического момента каждый определяет по собственному усмотрению.
Противники были еще далеко. Но самим им казалось, будто их отделяет лишь полутораметровый ствол кормового орудия «раумбота» и бешено вращающийся винт «мессершмитта». А что оставалось между дульным срезом и пропеллером — такая малость! То, что оставалось, почти не шло в расчет. Одно мгновение почти не шло, второе почти не шло, третье…
Они нажали одновременно.
Бурцев, ревя ненамного тише МG. С/38, лупил по непрерывным всполохам, в которые обратился вдруг вражеский самолетик в кружочке прицельной рамки. Пилот цайткоманды СС поливал огнем пушек и пулеметов яркую пульсирующую точку непрекращающихся вспышек на корме катера.
Воздух вокруг самолета наполнился свистящей смертью. Вода у кормы «раумбота» взбурлила.
Пули застучали по металлу. Бронебойные снаряды прошили палубу, ушли ниже, разворотили нутро машинного отделения, вспороли обшивку. По всей кормовой части судна немецкий штурмовик прочертил косые следы рваных пробоин.
Бурцев глох и орал. Орал и глох. И стрелял. Когда разлетелись в щепки навесные деревянные щиты — стрелял. Когда смерть ударила спереди — стрелял. И когда ударила сзади — тоже стрелял. И когда справа. И слева когда…
Он тоже попал под выстрелы вражеской пушки. Но попал между ними. Чудом его не задело. Чудом не задело его орудия. И это было то невероятное, немыслимое чудо, которое возможно лишь в мясорубке настоящей бойни.
Задрав ствол, Бурцев сопроводил огнем проносившиеся над головой черные кресты.
Пулемет на подвижном лафете вел цель легко и послушно. И пулемет не подвел. С искореженной, изрешеченной, вставшей дыбом и раком палубы он достал‑таки фрица.
В этот раз черного дымного следа не было. И белого парашюта — тоже. Был взрыв, были разлетевшиеся в стороны крылья и хвост.
И звонкий щелчок.
И минус еще один магазин.
Далеким‑предалеким эхом отозвался второй взрыв: то о поверхность воды расшибся подстреленный ранее «мессер». Темная полоса на безоблачном небе указывала место падения. А одинокого парашютиста с ошметками горящего купола уже не видать…
Бурцев вытер пот со лба.
Неужели все прошло настолько быстро? Неужели один штурмовик он умудрился сбить, пока падал второй? А ведь казалось‑то! Казалось, будто полжизни минуло во всполохе огней, грохоте выстрелов и собственном безумном оре.
В горле першило, саднило. Дышалось тяжело, вдыхалось помногу. А воздух — вонючий, вперемешку с пороховыми газами. Бурцев откашлялся, глянул на пробоины в палубе. Ноги почему‑то отказывались держать — его повалило на пулемет.
— Тонем! Мы то‑о‑онем! — звонкий голос Ядвиги мигом вывел из ступора.
Е‑о‑пс! Так вот что с ногами! Дырявая палуба кренилась. Изрешеченная корма погружалась в воду. Разбитый нос судна задирался вверх. Действительно тонем! Катер ведь прошили насквозь! А на борту никаких спассредств! Они держались на плаву лишь благодаря низкой осадке разгруженного судна. Но это продлится недолго. Если ничего не предпринимать.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
