— Ты говоришь сейчас странные вещи, моя дорогая. — Тетя Пэт удивленно рассматривала лицо своей ненаглядной племянницы, почти неузнаваемое в отсветах пламени: чувствительное, нервное, с искаженными, словно от боли, губами. — В свои лучшие годы я бы полжизни отдала за четверть твоего таланта! Можешь сколько угодно презрительно фыркать, но неужели ты думаешь, что такой человек, как синьор ди Корте, приехал бы сюда для разговора с тобой, если бы не увидел в тебе чего-то необыкновенного? Мыс тобой еще утрем нос мадам Дарнелл! Очевидно, ему и даром не нужна ее блистательная Рэй.
Лаури грустно улыбнулась:
— Все в школе знают, зачем он приезжал к нам. Люди считают, что он чего-то недоговаривает, если выбирает меня вместо Джулии. Знала бы ты, как она хороша!
— Зато у тебя, моя маленькая дикая кошечка, есть талант, — убежденно заявила тетя Пэт. — Синьор ди Корте назвал это поэтичностью и воображением. Ведь способность передать это в движении и есть истинная сущность балета! А бездарный танцор просто повторяет набор заученных движений. О, не возражай, Лаури, ты же знаешь, что он прав! Способности к танцу у тебя в крови — это навязчивая боязнь сцены заставляет тебя отступать.
— Да, — с дрожью в голосе вынуждена была согласиться Лаури. — Я — ученица балетной школы. Но мне никогда не подняться до профессионального уровня. Прости меня, тетя Пэт. Я знаю, как ты веришь в меня, но когда я выхожу на сцену, то начинаю совершать нелепые, грубые ошибки. Я… я теряю уверенность.
— Очень мило. — Тетя Пэт прижала к своим коленям темноволосую голову племянницы. — Думаешь, твоим родителям понравились бы такие разговоры? Они были настоящими профессионалами. Искусство всегда стояло для них на первом месте.
— Это убило их, — с горечью добавила Лаури. — Я слышала вой пожарных машин — наши окна выходили как раз на театр, — и эти сирены, тысячи сирен, никогда не утихнут в моей голове.
— Они замолчат, как только восхищенная аудитория впервые взорвется перед тобой аплодисментами. Тебе ведь хочется этого, Лаури? Слава, признание — вторая из самых ярких, но почти недоступных звезд человеческой жизни.
— А какая же первая? — с улыбкой спросила Лаури.
— Счастье в любви, моя дорогая.
— Оно так неуловимо? — Лаури подняла на тетю золотистые глаза. — Ты же поймала эту звезду, правда?
— Я поймала защиту, — тихо возразила та. — Мне было под тридцать, когда я вышла за Стенли, и к тому времени я знала, что мне никогда не подняться на вершину успеха. Он был похож на меня. С ним было легко и уютно.
«Легко и уютно», — вздохнула Лаури. Надежное тепло, но никак не пламя, вздымающееся к небесам, охватывающее все твое тело. — Девушка вздрогнула, снова представив себе жадные языки пламени, в который раз поглотившие ее мысли.
— Дорогая тетушка, — зашла она с другого конца, — в любом случае, как я оставлю тебя? Разве я могу уехать отсюда?
— Отпустить тебя, моя маленькая птичка, — значит разорвать себе сердце, но я и в мыслях не держу удержать тебя. Подумай, насколько ты вырастешь как балерина и как человек, пожив за границей. Лаури, ты должна принять предложение синьора ди Корте! Он обещал связаться с тобой в конце месяца.
— Он может забыть обо мне, — чуть ли не с надеждой предположила Лаури.
— Лаури, ты несносна! — Тетя Пэт легонько встряхнула племянницу за плечо. — Это не такой человек, чтобы по нескольку раз менять свои планы. Ты заметила, какой у него волевой подбородок?
— Да, воплощение упрямства, — рассмеялась Лаури. С ямочкой посередине, отчетливо вспомнила она, наклонившись, чтобы бросить в огонь новое полено.
На следующий день в классе к ней подошла Джулия Рэй. Джулия была поразительно красивой девушкой, однако в тот момент у нее на лице застыла недовольная гримаса.
— Даже если бы синьор ди Корте обратился ко мне, — высокомерно бросила она, — отец не разрешил бы мне уехать с ним. Он говорит, что я должна больше заниматься английским. В конце концов, Марго Фонтейн[2]— англичанка.
— Она изумительна, — улыбнулась Лаури. — Как бы то ни было, я пока не знаю, что мне делать. Ничего еще окончательно не решено.
— Ясно. — Синие глаза Джулии насмешливо скользнули по тонкому, осунувшемуся лицу Лаури. — Представляю, каково тебе придется среди всех этих экзальтированных иностранных танцоров. Говорят, после балетного сезона труппа останавливается в каком-то древнем палаццо в Венеции — но они же все оседают от сырости!
Лаури вытянула длинную ногу, сосредоточив на ней все внимание.
— Я тоже слышала, что все палаццо там понемногу уходят под воду, — согласилась она, — но мне кажется, это очень романтичное и красивое место. По моим подсчетам, семья ди Корте жила в родовом особняке веками.
— Трудновато тебе будет взять с собой тетушку, Лаури. — В голосе Джулии зазвучали ехидные нотки. — Бедняжке не перенести такую сырость — с ее-то здоровьем!
Лаури уже думала об этом, и состояние старушки стало главным доводом против ее присоединения к труппе ди Корте.
Месяц подходил к концу, и однажды тетя Пэт предприняла еще одну попытку вразумить племянницу.
Синьор ди Корте — не тот человек, с которым можно шутить, — заметила она.
— Я знаю, — кивнула Лаури. — Но тем не менее не могу представить себя в большом балете.
— Это все равно что стать членом большой семьи, — попробовала объяснить тетя Пэт, вспоминая молодость и любимую труппу. — Люди из балетного мира обладают качеством, которое нельзя описать словами. Они настолько уникальны, словно прилетели с другой планеты. Я уверена, ты подходишь для этой жизни. Ты из их числа, Лаури.
— Мне кажется, я потеряюсь среди них, — усмехнулась Лаури, снедаемая недобрыми предчувствиями. — Только посмотри на маэстро! Какие же тогда у него танцоры?
— Ты думаешь, синьор ди Корте никогда не нервничает? — Спокойствие голоса тети Пэт не вполне соответствовало выражению ее глаз, внимательно изучающих племянницу.
— Он сдерживает себя, — заявила Лаури. — Я… я чувствую, что он безжалостен. Он лепит людей по своему вкусу, заставляя их соглашаться на все, не важно, хотят они того или нет.
— Очень может быть, — сухо проговорила тетя Пэт. — Балет — это не то искусство, в котором можно смешать яркие краски и намалевать что-то на холсте. Он должен быть представлен на сцене, и результатом здесь является совершенство и единение тонов, форм и движения. Танцор — это глина, и, не имея другого сырья, кроме бесхитростных человеческих тел, синьор ди Корте лепит из них гениев до тех пор, пока они не входят в классические рамки настоящего балета. — Тетя Пэт со вздохом выпустила облачко сигаретного дыма. — Это тяжкий труд — быть директором балетной труппы. Самое важное для этой профессии — исключительное, наряду с напряженной работой мозга, умение вдохновлять артистов, работающих у него; внутренняя сила и обаяние, способные сдвинуть горы.
