– Вы же говорили, что мы едем к управляющему герцога Роберта! – запротестовала она.
– Нет, – возразил Ален, страшно довольный собой. – Я сказал, что мы едем ко двору герцога. Герцог Хоэл сейчас находится в Ренне.
Герцог Хоэл Бретонский! Мари растерянно смотрела на своих сопровождающих. Дагу воспользовалась удобным моментом, выдернула поводья из рук Мари и боком отошла к сочной траве на обочине дороги. Мари поспешно ударила ее по бокам, чтобы повернуть лошадь обратно, откуда они приехали, но тут зловредная кобыла прижала уши и заартачилась. Тьер моментально оказался рядом с ней. Перегнувшись, он поймал поводья – этот жест мог бы быть услужливым, но внезапно оказался совсем иным. С жабьей усмешкой он надел конец поводьев себе на руку. Только тут Мари поняла, что происходит похищение. Вот почему у нее было ощущение, будто она что-то упустила! Дело не в том, что она была глупа: просто ее обманывали.
«Герцог Хоэл! Иисусе сладчайший, мне следовало бы сообразить! Конечно, герцог Бретонский не откажется заполучить такое богатое владение, как Шаландри!»
– Вы мне лгали! – яростно крикнула она Алену.
– Я не лгал! – самодовольно возразил тот. – Я сказал вам, что меня прислали вас сопровождать к герцогу, который является вашим законным сюзереном. И это правда.
– Мой законный сюзерен – это Роберт Нормандский! – запротестовала Мари. – Вы сказали, что получили приказ от управляющего герцога Роберта!
Ален покачал головой.
– Я этого не говорил, – заявил он, кичась собственным хитроумием. – Я сказал, что действую именем герцога и что герцог Роберт назначил управляющего, а он это сделал. Я не лгал. А вы думали то, что вам хотелось думать.
– Вы знали, что обманываете меня! – крикнула Мари, покраснев от ярости. – Конечно, я была дурочкой, приняв вас за настоящего и благородного рыцаря и поверив...
Она замолчала. Поверила она леди Констанции. Она сочла Алена честным, потому что настоятельница велела ей ехать с ним. Невозможно было поверить, чтобы настоятельница с ее любовью к родословным и знакомством со всеми благородными семействами Бретани обманулась относительно вассалитета какого бы то ни было рыцаря. И Мари теперь вспомнила, что сама Констанция была из бретонских Пантьевров и единокровной сестрой герцогини Бретонской. Констанция потворствовала похищению.
Мари старалась стать святой и смиренной, однако ее род давно славился рыцарями, отличавшимися яростью в сражениях. Известие о том, что ее предательски отдали в руки врагов, погрузило ее в холодное бешенство. Ее внутреннее «я» уже не играло роль стороннего наблюдателя. Оно с яростной сосредоточенностью искало наилучший способ бегства.
Мари больше не протестовала. Слишком много шума, слишком яростное сопротивление – и рыцари могут привязать ее к седлу на весь остаток пути. Она набросила на лицо длинный белый плат послушницы и сделала вид, будто безуспешно пытается справиться с чувствами. Наклонив голову, она сжала на коленях руки, дрожавшие от гнева.
Ален возмущенно заявил, что он и есть настоящий рыцарь и верный слуга герцога, однако, не получив от нее ответа, пришпорил коня и гордо прогрохотал по мосту впереди нее. Тьер секунду колебался, а потом крепче сжал поводья Дагу и звонко шлепнул ее по крупу, направляя на мост. Третий рыцарь, Гийомар, чуть приотстал – и они молча поехали по Бретани.
Тьеру было жаль пленницу. Смерть брата явно стала для нее большим потрясением; его тронуло то, с какой молчаливой болью она приняла это известие. И конечно же, жестоко было пользоваться ее горем. Нехорошо было и то, что они обманом увезли послушницу из монастыря – пусть даже настоятельница посмотрела на их уловку сквозь пальцы. И хотя справедливость на их стороне (Тьер не сомневался в том, что Бретонский герцог имеет права на Шаландри), но для девушки это было тяжело. К тому же она хорошенькая, решил он про себя, глядя сбоку на ее опущенную голову. У Мари были сильные, четкие черты и по-модному высокий лоб, которого не коснулись такие уловки, как выщипывание или выбривание. Ее глаза под ровными темными бровями были темно-серыми. Простое монашеское одеяние – черное платье и белый плат – конечно, ей не к лицу, но Тьер с удовольствием представил себе, какова она без этих одежд. Славные широкие плечи, славные широкие бедра – да и то, что между ними, тоже очень славное.
Мари подняла глаза, и Тьер адресовал ей ухмылку, которая должна была бы стать ободряющей. Она сразу же снова стала смотреть на свои сложенные руки, и он безнадежно вздохнул. У него никогда не шли дела с хорошенькими девицами – по крайней мере с благородными. Он был не только уродливый, но и безземельный. Безземельные рыцари не женятся. Как можно взять жену, если у тебя нет дома, а постель у тебя – в зале твоего господина, где спят еще дюжина или две твоих товарищей по оружию? Даже Ален (который, как Мари правильно угадала, был кузеном Тьера) вряд ли сможет жениться, а ведь он – второй сын сеньора, а не просто нищий племянник. Однако Тьер любил общество женщин, когда ему удавалось в него попасть.
– Мы не сделаем вам ничего дурного, леди Мари, – пообещал он. – Герцог Хоэл обойдется с вами честно.
Она ничего не ответила. Тьер снова вздохнул, и дальше они ехали в молчании.
В тот день они находились в пути почти четыре часа. Кобыла Дагу продолжала безобразничать: упиралась у ручьев, рвалась на луга, а порой лягала коня Тьера или пыталась кусаться. Тьер выломал ивовый прут и стегал кобылу всякий раз, как она принималась артачиться – но все равно к тому моменту, когда они добрались до аббатства Бонн-Фонтейн, где им предстояло переночевать, у него заболели руки из-за того, что постоянно приходилось дергать поводья. Мари побледнела от усталости и болезненно понурилась в седле. Она отвыкла ездить верхом, а ход у Дагу был тряский. Тем не менее когда аббат вышел к сторожке, чтобы поздороваться с ними, Мари быстро соскользнула с лошади и упала перед ним на колени.
– Помогите мне, святой отец! – громко воскликнула она. – Эти люди меня похитили. Мой отец отправил меня в монастырь Святого Михаила, а они украли меня оттуда против моей воли!
Мгновение аббат смотрел на нее – скорее устало, чем удивленно. Бывали случаи, когда рыцари увозили красивых девушек из монастырей. Он бросил гневный взгляд на Тьера, который несколько лет назад ходил в школу аббатства.
– Так приказал герцог, святой отец! – поспешно объяснил он. – Эта леди – наследница Шаландри, и герцог захотел увезти ее из монастыря Святого Михаила, чтобы защитить от нормандцев.
Лицо аббата прояснилось. Он был истинным бретонцем. Он ненавидел нормандцев, которые порой подвергали набегам земли его аббатства. Он не помнил за Тьером ничего особенно предосудительного, и Алена де Фужера он знал в лицо. Мать Алена много жертвовала на аббатство. Ему стало понятно, кому следует верить.
– Вам не нужно бояться, дочь моя, – успокоил он ее. – Герцог Хоэл позаботится о том, чтобы с вами хорошо обращались. И вы должны знать, дитя: что бы вам ни говорили, герцог Хоэл – ваш законный сюзерен. Принеся вассальную клятву нормандцу, ваш отец украл у Бретани то, что принадлежало ей по праву.
