Месяцем позже убитый горем Гамильтон закрыл дверь лачуги, где он жил и любил Бет, оставив все как было. Он взял с собой только вопящую крошечную малютку, названую им Невадой; вместе они навсегда покинули штат, имя которого носила теперь девочка.
Самые ранние воспоминания Невады были связаны с постоянным легким покачиванием скрипящей старой плоскодонки, без конца снующей вверх и вниз по беспокойным водам Миссисипи, и с большим, улыбающимся человеком, блондином с рыжеватыми волосами, от которого частенько пахло виски, когда он целовал ее на ночь.
Невада любила их всем сердцем, безраздельно.
Предательски кружащиеся в водовороте грязные воды Миссисипи, и крупного, мускулистого, снисходительного человека, который благополучно вел их по реке. Не считая четырех ужасных лет, когда Ньют, уходя на войну, оставил ее, кричащую и плачущую, в престижной школе-интернате для девушек в Новом Орлеане, она не разлучалась со своим папочкой. И с Миссисипи. Кроме тех долгих лет одиночества, когда строгие преподаватели учили ее читать, писать и считать, дом заменяла ей плоскодонка отца, которая была его собственностью и источником заработка. Необходимые удобства содержались в их каютах, больше похожих на ящики, приспособленные под две маленькие спальни, столовую, кладовую, и большое помещение для экипажа на носу лодки с очагом, где старый Вилли занимался стряпней. Крыша лодки была плоской, на ней под тентом стояли стулья, где Невада могла прятаться от палящих солнечных лучей. Оттуда она могла наблюдать за отцом, искусно ведущим лодку от одного порта к другому, перевозя тонны товаров. Бекон, мука, зерно, сало, овес, масло. Баррели сидра и виски. Конопля и пряжа, древесина и обувная кожа. Яблоки и сушеные фрукты, фасоль и табак. А иногда даже лошади — горячие, красивые чистокровные лошади, посылаемые с верховий реки на Юг.
Это была жизнь, которая пришлась бы по вкусу любой живой и непоседливой девчонке. Невада была уверена, что дети на оживленных пристанях, которым она махала рукой, завидовали ее праздным дням плавания вниз и вверх по течению, возможности болтать голыми ногами в мутной воде и строить фантастические планы на будущее.
Больше всего она мечтала о том, как лет эдак через десять станет певицей в одном из чудесных плавучих театров, курсирующих по водам Миссисипи. Тщеславный, как красивая женщина, отец рассказывал о них, а Невада слушала, замирая от волнения.
— Эти прекрасные леди, — говорил Ньют Гамильтон слегка заплетающимся языком, что, впрочем, оставалось незамеченным его увлеченной аудиторией, состоящей из одного-единственного слушателя, — очаровательны и талантливы, Невада. А господа, что ухаживают за ними, — культурные и красивые. Это богатые плантаторы, капитаны пароходов и состоятельные отпрыски старинных южных семейств.
— Папа, — сказала Невада с нетерпением, светящимся в ее больших синих глазах, — когда я вырасту, я хочу быть певицей в одном из этих больших плавучих дворцов. Я хочу встретить красивого господина, который безумно влюбится в меня!
Ньют Гамильтон, всегда стремился побыстрее закончить рассказ, чтобы улизнуть на берег выпить виски и посетить «прекрасных леди», о которых он говорил.
— Ты сможешь стать певицей, дочка. Ни у кого нет такого приятного голоска, как у тебя. Теперь прочитай молитву и иди в кровать. Я ненадолго уйду. Старый Вилли и мальчики позаботятся о тебе, пока я не вернусь.
С этими словами он целовал своего единственного ребенка, и Невада глубоко вдыхала особый аромат, присущий только ее папе, — нагретой солнцем кожи, мыла и виски. Всегда виски.
Уверенный, что его дочь, повзрослев, забудет дурацкую мечту о карьере певички на реке и найдет для себя более достойное занятие, большой человек, который нуждался в большом количестве виски и большом количестве женщин, никогда не возражал Неваде.
Прошло несколько лет, и она превратилась в необыкновенно красивую молодую девушку. Команда, которая составляла семейство Ньюта и Невады, предупреждала Гамильтона, во всем потворствующего дочери, что пора бы ему направить мысли быстро расцветающей девушки в другом, более благопристойном направлении. Он так и сделает, уверял их Ньют, когда придет время. Но продолжал потакать ей по-прежнему, никогда не разочаровывая ее тем, что принимать самостоятельные решения она сможет лишь в двадцать один год.
Впереди еще масса времени, рассуждал Ньют. Но время, отпущенное Ньюту, подходило к концу. Дочь чувствовала это интуитивно. Его зеленые глаза больше не искрились зеленым блеском, даже когда он пил виски. Еще недавно привлекательный мужчина опускался на глазах. Пропало былое обаяние, исчезли интерес к жизни и неиссякаемая веселость.
Поэтому Невада была убита горем, но не потрясена, когда однажды ночью ее отец, воинственный, как всегда, ввязался в драку в борделе Ашпорта, штат Теннесси. Ньют Гамильтон не увидел ножа и даже не почувствовал боли, когда сверкающее лезвие громилы с арканзасской фермы распороло ему живот. Он был слишком пьян, чтобы понять, что умирает.
В глубокой печали Невада решила продать плоскодонку экипажу, и была поражена и испугана, узнав, что отец давно продал ее, сохранив для себя только десятипроцентный доход. Она продала им оставшиеся десять процентов и сказала, что настало время осуществить мечту о карьере певицы в большом плавучем театре.
Невада не могла понять, почему все сокрушенно качали головами и старались отговорить ее. Она решительно отказалась слушать. Ведь ей уже восемнадцать лет. Совсем взрослая женщина. Она не будет больше ждать!
Невада надела свое лучшее воскресное платье — с оборками из бело-розового полосатого льна, с украшенными кружевом рукавами и корсажем, — причесала длинные, черные как смоль волосы, упаковала картонный чемодан, завернув деньги в один из полотняных носовых платков отца, засунула сверток за корсаж, поближе к сердцу, и вышла на палубу. Все члены команды собрались проводить ее, а когда подошел старый Вилли и обнял Неваду, она увидела слезы, блестевшие в его грустных преданных глазах. Проглотив комок, стоявший в горле, она похлопала его по костистому плечу и сказала:
— Перестань беспокоиться, Вилли. Сегодня вечером я буду выступать в одном из тех модных плавучих театров.
— Этого я как раз и боюсь, — сказал пожилой негр.
Невада бесстрашно ступила на шумную пристань Мемфиса, обернулась и посмотрела на шестерых нахмурившихся мужчин — Люк, Большой Эдгар, Слим, Тедди, Джон Черный Джек и старый Вилли. Она храбро улыбнулась.
— Когда вы вернетесь назад в Мемфис, я навещу вас, — сказала она. А потом, боясь, что заплачет, как старый Вилли, Невада поспешно отвернулась.
Июньское солнце палило ее непокрытую голову, чемодан был очень тяжелым, но ей не пришлось далеко идти: она знала, куда направлялась. Она видела великолепные сверкающие огни плавучего дворца «Подлунный игрок» из окна своей каюты на плоскодонке. Невада стояла перед роскошным пароходом, с надеждой глядя на застекленную рубку, на высокую пассажирскую палубу и украшенную золоченой резьбой легкую навесную палубу. Огромный белый пароход выглядел сонным и пустынным в этот тихий полдень, но Невада знала, что в сумерках большой дворец оживет и наполнится весельем и азартной игрой.
