Москва, март 1818 года
— Ах, ну что за человек Александр Андреич! Ну объясните мне, отчего ваш племянник таков, будто все ему не мило? Как взглянет, как взглянет!..
— И-и, Анастасия Даниловна! Будто я знаю. Сама дивлюсь… А в детстве такой милый был мальчик! Мы с матерью его все умилялись и говорили, что из него предобрый и преприятнейший человек получится. Душа общества, семьянин, дом будет держать открытый… Как из Геттингена он вернулся, помните?
— Да-да! Такой студентик, и с длинными волосами…
— И не напоминайте! Ну что за мода — эти длинные волосы!
— А после женитьбы его как подменили. Может, не стоило Андрею Платоновичу так на сем настаивать?
— Уж девять лет живут вместе. Что теперь? — госпожа Тургенева, тетушка упомянутого Александра Андреевича, пожала плечами.
— Но, впрочем, брак у них вполне приличный…
— Только жаль, что детишек Бог не дал…
— Да! Может, это бы и остепенило Лидию Ивановну…
— Ну уж про нее мне не говори теперь! — Госпожа Тургенева возмущенно запыхтела. — Где же это видано? Такие-то страсти про нее говорят! Такие сплетни сводят!
— Да и про племянничка вашего заодно…
— Вот это уж неправда! Александр мой не таковский человек, чтобы позволять себе такое неприличие!
— Однако говорят, что он сам до такого допустил. Что за вид у него всегда? Гордец, не подступиться к нему! Может, и она, бедняжка, боится…
— Да чего она боится?! — возмутилась госпожа Тургенева. — Чего? Да вот я вам расскажу…
И далее последовал рассказ о ее племяннике во всех подробностях. Собеседница ее только ахала и охала, предвкушая, как завтра разнесет весть о дурной жене, преукрасив ее своими собственными сентенциями.
Мы же не будем гнаться за сплетнями, а выслушаем правдивую историю от начала до конца.
Об Александре Андреевиче Тургеневе говаривали разное. По большей части его, конечно, недолюбливали. И было отчего. Человек он был замкнутый, или, по крайней мере, держал себя так с людьми малознакомыми, и неприступным оставался в московском свете. О нем говорили, что он «гордец» и «джентльмен», вкладывая в эти слова ту насмешку над «англоманией», которую всегда московские жители выказывали при разговорах о том, как в Петербурге увлечены всем английским. Сказывалось тут соперничество двух столиц. И оттого Александр Андреевич, хотя и был барин старой московской фамилии, вызывал в свете самые разнообразные толки и пересуды.
Действительно, как можно было понять такого человека соседям? Псовой охоты он не держал, крепостные забавы да наливка в обед не привлекали его. Был он весьма сдержан в проявлении чувств и желаний своих, оттого, жена говорила частенько, что он холоден и сух. И даже считала его простоватым, не находя в нем никаких особых черт. Да, при всем своем «джентльменстве» — денди он не был. Но была в нем особая простота в повадке и в костюме, которая иных щеголей от него отваживала, но людей со вкусом, напротив, привлекала. Были и дамы, которые находили его милым, привлекательным и достойным человеком.
Но правды о характере Александра Андреевича и чувствах его, пожалуй, не знал никто. Даже жена его, прожившая с ним под одной крышей девять лет, мало знала своего мужа, да и не старалась узнать, ибо неприступный и гордый вид его был только маской, скрывавшей человека несчастливого и поставившего уже крест на собственной судьбе.
В ту пору ему было тридцать лет, и он ничего не ждал от будущего, хотя ему далеко еще было до старости. Тургенев с некоторым сожалением, но, не подавая вида, вспоминал о тех временах, когда был он молод и учился в университете. Вспоминал о проказах, надеждах и чаяниях молодости, с которыми столь быстро суждено ему было распроститься. Едва вернулся он домой, а было это лет десять тому назад, как батюшка велел ему жениться. Александр Андреевич ослушаться приказания не посмел. К тому же, когда познакомили его с будущей невестой, не нашел он в ней ничего неприятного, а, напротив, увлекся и почти влюбился. Лидии Ивановне Кашиной, невесте его, было в ту пору шестнадцать лет. Ему — двадцать один. Молодые люди вскоре обвенчались и зажили своим домом. Жена его была сиротой. Андрей же Платонович скончался, не прожив и года после свадьбы сына. Александр Андреевич принялся за хозяйствование со всем рвением молодого барина, на которое был способен, и с желанием принести пользу своему поместью. Он не любил балов и светских развлечений еще с ранней молодости и оттого предоставил своей жене, чуть не в одиночестве, развлекаться и блистать в обществе. Поначалу он вывозил ее сам, затем как-то эта обязанность сделалась и вовсе ненужной. Быть может, он не оставил бы жену своим вниманием, если бы любил ее, но к тому времени (а уж прошло года три со дня их свадьбы) обоим супругам стало ясно, что нет у них ни взаимной любви, ни понимания, ни желания быть вместе. И только долг один держит их друг подле друга. Детей у них не было, и супруги постепенно сделались чужими.
Меж тем пришла гроза двенадцатого года. Александр Андреевич вывез жену свою в Петербург, а сам вступил в ополчение. Участвовал он и в отступлении русских войск к Москве, и в сражении при деревне Бородино, где тяжко раненный, чудом спасся. Имел награду — Георгия III степени. Затем участвовал и в заграничном походе и вернулся домой в 1815 году, увенчанный славой, крестами да орденскими лентами, в чине ротмистра и приветствуемый восхищенной родней.
Тем временем супруга его, нимало не беспокоясь, провела в Петербурге все то время, пока он сражался с французами. Воротясь домой, Александр Андреевич не застал жены там, где ожидал увидеть. Пришлось ему ехать в Петербург, чтобы свидеться с ней.
Но встретить ему пришлось не только супругу, но и многочисленных ее поклонников, многие из которых были весьма удачливы в ее обществе.
Александр Андреевич не устраивал сцен, не делал ненужных требований, он лишь приказал жене собираться и увез ее обратно в Москву. Лидия Ивановна весьма оскорбилась таким решением и с тех пор считала отношения с супругом навеки разорванными.
Жили они, как и прежде, в одном доме, но виделись редко. Лидия выезжала, имела собственные знакомства и в свои двадцать пять лет слыла чуть не первой красавицей московских гостиных. Однако присутствие супруга несколько сдерживало ее пыл, и она старалась не нарушать приличий особенно первое время. Теперь же, когда уже третий год она проводила в Москве, а в столицу муж ее везти отказывался, она решила по мере сил отомстить «зловредному» супругу.
Со своей стороны, видя полный крах своих семейных надежд и сознавая, быть может, собственные ошибки, Александр Андреевич полностью погрузился в дела, сожалея лишь о том, что ему пришлось выйти в отставку и нет на нем никакой государственной службы, к которой он имел рвение и способности. Все его силы, таким образом, были направлены на преобразование собственного имения и на умножение состояния.
Но все же, та покойная семейная жизнь, к которой он имел склонность, была ему недоступна. Простые семейные радости, любимая и любящая жена, дети, словом, все, что заложено было в нем природой, вся доброта и любовь его — всему этому не находилось места в его нынешнем положении.
