Она взяла его в руки. Золотое распятие тускло блестело в свете лампы. Лишь когда на крестик упала слеза, Катрин поняла, что плачет. «Герхард, – подумала она с горечью, – Герхард, прости меня…»
Вероника Бланк вернулась домой раньше обычного и сразу рассказала подруге о том, что ее шеф празднует день рождения и уже пригласил полгорода на масштабную вечеринку.
– Мы идем туда вместе, – заявила она тоном, не терпящим возражений.
Катрин посмотрела на подругу с удивлением.
– С чего это ты вдруг решила? Мне нужно работать, я за сегодня еще ничего не сделала.
– Значит, уже ничего и не сделаешь. Переодевайся, и мы через полчаса выходим!
– Но Вероника, я… – начала было отнекиваться Катрин, но подруга не дала ей договорить.
– А теперь послушай меня, моя дорогая. Я вполне в состоянии понять твои чувства. Ты все еще любишь Бернда, несмотря ни на что, и тебе очень тяжело дается расставание. Но это нормально. И нет никакого смысла в том, что ты тут прячешься от всех. Ты должна начать жить заново. Тебе надо выходить в люди.
– Я не знаю…
– Зато я знаю! Даю тебе полчаса, – с этими словами Вероника вышла из комнаты.
Катрин сдалась. Возможно, Вероника права, и дальше так продолжаться не может.
* * *
Издатель газеты жил на роскошной вилле в фешенебельном квартале Целендорф. Похожий на парк земельный участок заливал праздничный свет бесчисленных ламп и фонарей. Шикарные лимузины стояли вперемешку с подержанными малолитражками.
Царила весьма располагающая, веселая обстановка, которой вскоре прониклась и Катрин. Она встретила несколько старых знакомых, общалась с ними, пила шампанское. Девушка от души смеялась, непринужденно болтала и даже танцевала.
Не успела Катрин оглянуться, как наступила полночь. Сад заполнили огни красочного фейерверка и восторженные возгласы гостей.
Веронике на следующий день нужно было рано приехать в редакцию, поэтому она предложила подруге поехать домой. Катрин согласилась.
В машине Вероника сказала:
– Ну, вот видишь, вечер был прекрасен! Это то, чего тебе не хватало. И скоро ты перестанешь плакать по Бернду.
– Да я этого и не делаю, – возразила Катрин. Но алкоголь сделал свое дело, и впервые воспоминания нахлынули на нее, не встретив никакого внутреннего сопротивления. – Это все было так ужасно!
Ее слова насторожили Веронику. Когда машина притормозила у светофора, она обеспокоенно посмотрела на подругу:
– Что случилось? Он тебя бил?
Катрин отрицательно замотала головой. А затем вдруг начала смеяться. Это был отчаянный, истерический смех, завершившийся рыданиями.
– Катрин, когда ты два месяца назад приехала ко мне, я почувствовала, что во всей этой истории что-то не так. Но я не думала, что все настолько плохо… Может, мне поговорить со своим знакомым психологом? Вдруг тебе станет легче, если ты ему расскажешь, что произошло на самом деле?
Катрин снова замотала головой. Она уже взяла себя в руки, вытерла слезы и инстинктивно схватилась за золотое распятие, которое она всегда носила на шее.
– Уже все в порядке.
– Да ничего не в порядке. Я вижу, что ты на грани срыва. И я не могу безучастно на это смотреть.
Вероника помолчала и затем спокойно спросила:
– Это как-то связано с распятием?
Катрин вздрогнула и спрятала его под блузку.
– Нет. Мне не хочется об этом говорить.
– Я прошу тебя! Ты должна мне сказать…
– Оставь меня в покое! – Катрин неожиданно резко оборвала Веронику. – Я не могу и не хочу об этом говорить. Ни с тобой, ни с кем-либо еще. Как ты не понимаешь?!
– Ладно, хорошо, – Вероника обиделась, и всю оставшуюся часть пути они ехали молча.
Перед входной дверью Катрин пристально посмотрела на подругу и сказала:
– Не сердись на меня. Когда-нибудь я тебе все расскажу, даже если после этого ты захочешь отправить меня в психиатрическую лечебницу.
Вероника с улыбкой покачала головой и собиралась что-то сказать, как вдруг от подъезда дома отделилась тень.
Мужчина подошел к ним и обратился к Катрин:
– Добрый вечер. Мне нужно с тобой поговорить, Катрин.
Вероника недоверчиво следила за реакцией подруги. Та застыла на месте и несколько мгновений испуганно смотрела на незнакомца, затем быстро забормотала:
– Нет, пожалуйста, нет! Все что угодно, только не это! – и в следующий момент она скрылась в доме.
* * *
Вероника была озадачена поведением подруги. Она вопросительно посмотрела на мужчину.
Тот пожал плечами, сдержанно улыбнулся и протянул ей руку:
– Доктор Герхард Вайс. Мы познакомились с Катрин в Монзингене.
– Понятно, – она коротко улыбнулась в ответ и быстро пожала протянутую руку. Его рукопожатие было уверенным и крепким, ладони – сухими и теплыми. Это Веронике понравилось.
– Может, Катрин должна вам денег? – спросила она сухо.
– Нет, совсем не в этом дело. Вообще-то это довольно запутанная и, прежде всего, довольно долгая история.
– Ну, я с удовольствием послушаю, я все-таки журналистка. Подождите, я открою дверь.
Вероника вставила ключ в замок, но он не поворачивался. Катрин заперла дверь изнутри и оставила ключ в замочной скважине.
– Катрин, открой, пожалуйста, дверь, что это за ерунда, – с раздражением произнесла она.
Из квартиры не доносилось ни звука. Вероника непонимающе посмотрела на Герхарда. Она вплотную подошла к двери:
– Катрин, мне нужно с тобой поговорить.
Не последовало никакой реакции.
Вероника заколотила в дверь:
– С меня хватит! Это моя квартира. Либо я сейчас вызываю слесаря, и он вскроет замок, либо ты откроешь дверь.
Катрин не ответила.
– Подождите, – Герхард сделал Веронике знак, попросив успокоиться.
– У тебя еще остался мой крест? – осторожно спросил он через запертую дверь. – Крест, который я дал тебе в Монзингене?
– Да, – нерешительно ответила Катрин.
– О, кей, тогда предлагаю компромисс. Ты откроешь дверь, впустишь свою подругу, и она отдаст мне мой крест. Согласна?
– Я не знаю.
– Он освященный, ты ведь знаешь. Если бы со мной что-нибудь случилось, я бы не смог к нему прикоснуться.
Вероника удивленно слушала этот странный диалог. Наконец, она не выдержала:
– Я могу поучаствовать в этом спектакле, или он только для посвященных?
– Катрин, пожалуйста, я должен многое тебе рассказать. Давай не будем понапрасну тратить время.
