Я кое-как объяснил ей, зачем мы сюда приперлись.
— Странно, — сказала она, — вы из Киева, жывэтэ в Пурмонти, а паспорт потеряли во Франции. Цэ дужэ странно… Чого ж вы от нас бажаетэ?
Я сказал, что, к несчастью, все еще украинский подданный и без украинского паспорта мне не жить.
— Колы вы украинський подданный, балакайте по-украинськи.
— По-украински я не могу, — обиделся я. — Во-первых, я родился в Сибири, во-вторых, вера не позволяет.
— Странно. Тоди йдить и вчыть украинську мову. Як вывчытэ, прыйдэтэ до мэнэ знову.
Здравствуй, жопа, Новый год! Украинский мне не выучить никогда, проще прожить без паспорта.
— Привет, Рыжий! С тебя двадцать пять тысяч дойчмарок, желательно наличкой.
Глава четвертая
Я не боюсь ограниченного пространства, лишь бы в нем мне было хорошо. Я привык спать в кабине, жрать в кабине, а если повезет, то и трахаться. Конец любого пути для меня страшнее смерти под колесами «скорой помощи». В конце любого пути — ни фига хорошего, поэтому я теперь никогда и никуда не тороплюсь.
А в девяносто первом году поторопился: написал объявление в газете, что возьму грузовик в аренду. Взял небольшую «ифу», пристроился с нею к маленькой компании. И вдруг фирму, в которой я взял машину, продали по частям.
Пришел к нам какой-то молодой чувак Андрей и купил мою «ифу» вместе со мной. Кроме меня, эту телегу никто не знал. А я знал — бывает же такое! Я продался Андрею за пятьсот баксов. Неизвестный водила за пятьсот баксов! Ничего, а?..
Как-то Андрей спросил:
— Ты сегодня вечером свободен? Хочешь подзаработать?
— Конечно, — сказал я, — машина на ходу.
— Нужно поездить всю ночь, просто поездить, и все.
— С грузом или без?
— Неправильно понял. На «БМВ» покатаешь двух ребят.
— О’кей!
Приехали два «ребенка» — бандиты с рождения. У каждого по телефону «хэнди» и пистолету «марголин», ну и морды, конечно, зверские. Дети же! Мне тоже сунули ствол с двумя обоймами.
Заехали мы в летнее кафе. Вдруг звонок по «хэнди»: срочно — Московский мост, съезд на заправку. Пришпорили меня, уши прижал, лечу сто сорок по городу, даже не зная зачем. Подъезжаем. Оказывается, менты взяли какого-то главного бандита и там начинается сходка: каждую секунду подъезжает по машине.
Смотрю, к перилам моста прижали какого-то чувака. Развернули «девятку» поперек и стали медленно наезжать на него задом. Еще метров пять — и он отпечатается на багажнике. Вдруг между ними протискивается черная «волга». Хрен знает откуда! Тот чувак вырывается и на карачках — в открытую дверь. «Волга» срывается с места прямо из-под «девятки», а та, блин, врубается в ограждение. Бандиты как взбесились, такой ор! Меня пнули в спину:
— За ней! Рви!
Замелькали улицы. Чувствую, те хотят вырваться за город. Мои бандиты начали стрелять и что-то орать по «хэнди»: видно, наводили своих. Попали не попали, но «волга» свернула в какой-то долбаный переулок и пошла к центру с включенными фарами, с воем, под все светофоры и знаки. Дурдом! Это ж мы сейчас прямо на Крещатик выскочим. Этим все пофиг, а я еще даже не крещеный, просто еврей и ни хрена больше!
Но до Крещатика мы, слава богу, не доехали. «Волга» затормозила у какого-то здания: задок чуть не перелетел через передок, а мы волчком на тротуар. Все урны посносили… Пока кружились да разворачивались, я успел увидеть, куда нас занесло: прямо к райотделу милиции. «Волга» стоит перед самым входом вся в дырках. И уже в ментах.
Через две улицы мои бандиты сменили номера. Я даже не глушил двигатель, а голову держал руками, чтоб она не так тряслась.
— Мы что ж, — дрожу, — за ментами гнались?
— Нет.
— Тогда чего ж они в ментовку приплыли?
— А больше им некуда. Усохни!
Потом меня погнали по дурацкому адресу, сел парень-мент — и снова на стрелку. И так до утра…
За каждую такую ночь Андрей мне отстегивал тридцать долларов, днем я отсыпался.
Андрей ко мне подобрел, позволил возить себя на «БМВ». Как-то на стрелке я видел самого Папу: для рядового бандита — память на всю жизнь! Вообще, Папа в Киеве бывал редко. Его в городе нет, он ни при ком и ни при чем. Все команды только с глазу на глаз, по телефону никакого базара — ни заданий, ни угроз: приедешь — поговорим. А на сборища Папа всегда посылал… Чижика или Стрижика, как его?
Когда Папа приезжал на фирму, мы сразу же становились вдоль стенки по стойке смирно, все, кроме Андрея. Но и с Андреем, племянником своим, Папа за руку не здоровался.
Сперва заходила его правая рука — Чижик или Стрижик… На три буквы… Во, Чук! За ним еще пара борзых, а потом уж и сам Папа с несколькими насекомыми.
Папе под пятьдесят. В миру звали его Виктор Рыбкин, за глаза Рыбка. А кодла его так и звалась — бригада Рыбки. За всю свою жизнь Папа всего восемь лет жил на свободе. Зато вор в законе, бронированная «вольво», вилла под Киевом, жена и двое детей в придачу. Труба!
Голова полуседая и полулысая (волосы чуть-чуть пробиваются), вся в шрамах. С его авторитетом можно и вообще без волос жить. Вел себя строго: входил не как моряк — влево-вправо, — а спокойно, вдумчиво, по сторонам не смотрел, только перед собой.
А мы, я уже сообщал, сразу сами по стенке и не дергаемся. Андрей предупреждал:
— Дернетесь — получите пулю без базара, потом посмертно реабилитируем.
Пока Папа молчит — стоим, скажут уйти — уходим. Пионерлагерь! Свои звали его Витя; я, Рыжий, вообще не мог к нему обратиться напрямик, даже с вопросом. А он ни с кем, кроме Андрея, не базарил. Андрей говорит ему:
— Мы купили грузовик с водителем.
— Как ездит?
— Нормально. Жрет мало.
Это он о машине, хотя я тоже жру мало.
Витя, Папа наш, никогда не ругался. Он всегда был то ли под кокаином, то ли под героином, как бы размягченный: сядет, развалится на стульчике и тихо-тихо говорит. Девочек обожал. Когда ездил по бригаде, в машине всегда была телка. Такой и в календаре не увидишь.
В папиной бригаде было до тысячи лбов.
— От какой бригады?
— От Рыбки.
Папа имел гостиницы и заправки. Но что, он сам будет бензин разливать? Он говорит:
— Саша, хочешь заработать бабки? Бери сто тысяч баксов, покупай заправку; деньги все мне, а я тебе буду платить по полной ставке.
Папа по мелочи не дурил. Таких фирм, как наша, у него около трехсот. Не отдашь бабки — в Турцию!
