— Пожалуйста.
— Спасибо.
В ответ на улыбку соседа Винни вяло кивает и тут же, чтобы избежать разговора и отвлечься от собственных мыслей, открывает «Вог». Равнодушно листает глянцевые страницы, пробегает глазами сначала статью о зимних супах, потом о комнатных растениях. Упоминания о мозговых костях, пастернаке и куропатках, о плюще и чемерице и стиль — научный и в то же время спокойный, домашний, не то что безвкусица американских модных журналов — вызывают у Винни улыбку, как при встрече со старым другом. Статьи о моде и косметике она пропускает. Никогда ей такие советы не помогали, а теперь и вовсе не нужны.
Почти сорок лет Винни страдала, как и все женщины, которых природа не наделила красотой. Даже в детстве личико у нее было невзрачное, смахивающее на мордочку маленького лесного грызуна: глаза круглые, близко посаженные, носик острый, губки узенькие. Лет до одиннадцати внешность ее никому не доставляла хлопот, но, когда Винни подросла, сначала забеспокоилась мать, потом и сама Винни. Всеми силами пытались они восполнить то, чего ей не хватало от природы. Строго следовали советам знакомых, черпали сведения в журналах, но ничего хорошего не получалось. Локоны и рюшечки, модные в школьные годы Винни, ей совершенно не шли; строгие фасоны времен Второй мировой войны, с квадратными плечами, подчеркивали ее юношескую костлявость; в пышных платьях ее просто-напросто не было видно — и так далее с каждым новым веянием моды. О том, как одевалась Винни в зрелые годы, лучше и вовсе умолчать — худые ноги сорокалетней женщины из-под оранжевой кожаной мини-юбки; мышиная мордочка с громадными зеркальными очками, в обрамлении немыслимого начеса.
Однако к пятидесяти годам Винни бросила мучительные попытки угнаться за модой. Перестала красить волосы — светло-русые, с проседью — в кричащий, молодежный каштановый; раздала половину нарядов, вышвырнула почти всю косметику. «Взгляни правде в лицо, — велела себе Винни, — теперь ты не только некрасива, но и немолода; мужчины не станут на тебя бросаться, сколько бы ярких тряпок ты ни нацепила. Что ж, по крайней мере не будь посмешищем. Пусть ты не красавица, зато хотя бы можешь выглядеть прилично».
Но стоило Винни признать полное поражение, как обстоятельства начали меняться в ее пользу. За последние пару лет она в чем-то нагнала сверстниц, щедрее одаренных природой, а иных даже обошла. Теперь уже не стыдно сравнивать себя с ними, как прежде. Винни, понятно, не похорошела, зато ее ровесницы заметно подурнели. Ее стройное, ладное тело не расплылось и не обрюзгло от родов, переедания и бесконечных диет; небольшие, но красивой формы груди (нежные, с розовыми сосками) не опали; на лицо не легла печать напряженного, горестного выражения, как у бывших красавиц. Она не ходит расфуфыренная, не кривляется и не сюсюкает в надежде вернуть привычное внимание мужчин. Ее не злит и не печалит, что за ней больше не ухаживают, поскольку ухаживания и прежде были кратки и непостоянны.
Вот почему мужчины — даже те, с кем Винни была близка, — не смотрят на нее с тоской, как на любимый уголок природы, изувеченный пожаром, наводнением или многоэтажными новостройками. Винни Майнер, никогда не блиставшая красотой, постарела? И что с того? В постель с Винни они ложились не по страстной любви, а скорее по дружбе и от сиюминутного одиночества, зачастую бездумно, — и получали от нее то, что жаждали получить от другой женщины, более привлекательной. Сколько раз, бывало, мужчина после секса с Винни садился нагишом на кровати, закуривал и заводил рассказ о своей несчастной любви к какой-нибудь своенравной красотке, время от времени вставляя: «Здорово, что у меня есть такой друг, как ты!»
Многие удивились бы, узнав об этой стороне жизни профессора Майнер. Однако не следует считать, будто все некрасивые женщины обречены на воздержание. Это ошибка, причем довольно распространенная: в сознании обычного человека (а тем более в средствах массовой информации) секс неотделим от красоты. Отчасти из-за этого мужчины неохотно признаются в интрижках с некрасивыми женщинами. Что до самих дурнушек, то из природного чувства самосохранения они тоже зачастую скрывают связи, где им изначально уготована роль не столько любовницы, сколько наперсницы.
Говорят, найти с кем переспать может любая — не надо лишь требовать от мужчины слишком многого. Это вовсе не значит, что на долю некрасивых женщин остаются одни негодяи, уроды, тупицы, импотенты и неудачники. Скорее нужно отказаться от надежды на бурные чувства и постоянство, не ждать признаний в любви, восхищенных взглядов, остроумных телеграмм, красивых писем, открыток на день рождения, валентинок, конфет и цветов. Словом, некрасивым женщинам секса вполне хватает. Чего им не хватает, так это любви.
Винни читает в «Вог» советы, как отпраздновать день рождения ребенка, и ее, как профессионала, статья настораживает, поскольку речь здесь идет в основном о платных развлечениях с участием взрослых — о приглашенных фокусниках и клоунах, о всевозможных экскурсиях, обо всем том, что постепенно вытесняет традиционные игры и обряды. Во многом именно из-за таких статей умирает детский фольклор, драгоценное культурное наследие. А над теми, кто стремится его сохранить, насмехаются, издеваются, глумятся в популярных журналах. Р-р-р-гав-гав!
— Ваша газета. — Сосед Винни протягивает ей небрежно свернутую «Лондон таймс».
— Спасибо.
Чтобы никто из попутчиков больше на газету не покусился, Винни кладет ее на колени, под «Вог».
— Это вам спасибо. Жалко, почитать там почти нечего.
Это не вопрос — следовательно, отвечать Винни не обязана. Как это — нечего? — удивляется она про себя. Должно быть, новостей, простеньких статеек, спорта, рекламы — и той маловато по сравнению с его любимой газетой, неважно какой. Или же он привык к кричащим заголовкам и восклицательным знакам и его сбил с толку строгий стиль «Таймс». А раз ничего этого нет — значит, ничего особенного в мире вчера не случилось. В мире-то, может быть, и не случилось, а вот с ней, с В. А. Майнер… Р-р-р-гав-гав! У-у-у! Фидо, перестань!
Отложив в сторону «Вог», Винни разворачивает газету. Мало-помалу выдержанный, неторопливый, слегка ироничный слог «Таймс» успокаивает ее, как голос няни-англичанки — обиженного, капризного ребенка.
— В Лондон летите?
— Что? Да. — Застигнутая врасплох, Винни признается, куда она летит, и вновь углубляется в газету, где нянюшка рассказывает ей о принце Чарльзе.
— Ну и погодка стоит в Нью-Йорке… Рады, что выбрались наконец?
Винни вновь соглашается, но таким тоном, чтобы уж наверняка отбить у соседа желание общаться. Шурша газетой, отодвигается к окну — не беда, что ничего не видно. Самолет как будто стоит на месте, то и дело вздрагивая, а за стеклом клубятся косматые серые тучи.
Винни избегает знакомств в любых перелетах, и особенно когда пересекает океан. Тут больше вероятность наткнуться на зануду, которого придется слушать семь с половиной часов подряд, чем на интересного собеседника; да и вообще, так долго разговаривать не захочется даже с самым лучшим другом.
А сосед Винни к тому же из тех, рядом с кем она не выдержала бы и семи с половиной минут. Судя по одежде и речи — житель Юго-Запада, мелкий предприниматель, без мало-мальски существенного образования и профессиональных заслуг; такие, как он, Европу посещают организованными группами. Так и есть — на дорожной сумке, под его ногами в тяжелых ковбойских сапогах, красуется знакомая наклейка «Сан-Турз» с толстыми смешными буквами и улыбающимся диснеевским солнышком посередине. Внешне сосед тоже абсолютно не во вкусе Винни: грузный, краснолицый, с грубоватыми чертами лица и жестким ежиком рыжих с проседью волос. Кое-кому из женщин наверняка понравился бы обветренный ковбой с Дикого Запада, но Винни в мужчинах всегда привлекали стройность, изящество, светлые волосы, нежная кожа, тонкие черты лица — иными словами, облагороженная мужская версия ее самой.
