Высадка у Ак-Моная не состоялась: немцы не дремали, постоянно пускали ракеты, слабая видимость и дождь насторожили их. Поэтому катер высадил группу на траверзе села Корбек, почти в 50 километрах от планируемой точки. Перетащили плотики через Арабат и форсировали на них Гнилое море. Степь да степь кругом, нигде не спрятаться, кроме камышей вдоль берега Сиваша. По наблюдениям в Чуюнчи и в Дмитриевке постоянных гарнизонов нет, но много полицейских. Дважды выходили на связь со штабом. В Некрасовке немцы гоняют местных жителей на какие-то земляные работы, пришлось форсировать Сиваш и уходить плавнями по косе. У немцев где-то недалеко аэродром. Как только стихла погода, с него начали постоянно взлетать и садиться самолёты, но, в сторону Тамани они не летали, уходили к Севастополю. Напротив Чуюнчи — артиллерийская позиция, но орудий нет, охраняется немцами. Вообще, немцев в районе мало. Отдельные посты по 10–12 человек, отделение с пулемётом. Много вышек построили. Лишь на девятые сутки вышли к Владиславовке, конечному пункту высадки. Станцию охраняет до роты немцев, три батареи малокалиберных «Эрликонов» и шесть 88-мм зениток. Санька Архипцев переоделся в гражданку и куда-то ушёл, остальные остались на старых пехотных позициях в разрушенном блиндаже в небольшом овраге на восточном берегу озера Ачи. Вели наблюдение за тремя ветками железной дороги и готовили их подрыв в день «Д». Предположительно, это должно быть 13-е декабря. До него оставалось два дня. Выпавший снег, который парализовал действия группы, наконец, смыло дождём. Продукты практически кончились, оставалась пачка галет на всех шестерых. Кончалась батарея к рации. В этот момент Бархоткин организовал сброс группе продуктов, тола и батарей. Летчики на «У-2» «отбомбились» точно: один из мешков упал прямо на блиндаж и порвался. Как назло, именно в нём были продукты. Их пришлось собирать из-под брёвен, чистить от грязи. Ночью 13-го приняли сигнал о начале операции. Трое пошли к Кош-Асаку, там мост, вторая группа, где был Дмитрий, в мосту у Владиславовки. Мост охраняло 2 отделения немцев и полицейских. 4 пулемётных точки. На троих — это очень много. Последние 800 метров ползли, буксируя за собой три ящика тола. В двухстах метрах от моста неглубокий, почти сухой ручей. Удалось скрытно подползти на 70 метров от южной пулемётной точки. Два немца сидели там, а два полицейских гуляли по мосту. И тут на скате дороги Дима увидел торчащий из земли «веник» немецкой «лягушки». Мины! Сзади подполз командир группы Кеша. Дмитрий отрицательно помотал головой и показал на мину. Командир хлопнул его по плечу и подал сигнал отхода. Ополз на 30 метров. Дмитрий накинул суровую нитку на «веник» и довольно долго отползал назад.
— Удочка. — прошептал он. — Отползайте ещё дальше, займите качественную позицию, так, чтобы видеть дорогу. Сигнал к открытию огня — взрыв мины.
Подождав несколько минут, он снял с предохранителя винтовку, дождался, когда оба немца высунут головы из окопа, и произвел два выстрела подряд. Ударила огневая точка с противоположной стороны моста, но немцы били наугад. Дмитрий щелкнул прицелом, произвел ещё один выстрел. Пулемёт затих. Зато открыл огонь полицейский на мосту. Выстрел. Огонь прекратился. Вновь заговорил пулемёт. Выстрел. Через пути к пулемётной точке метнулось тело. Точку на прицел. Ждать! А по дороге уже топали сапоги немцев. Немец попался опытный, он ждал подмоги. Чуть заметно дернулся ствол, показалась голова, выстрел. И Дима начал подтягивать на себя нитку. Вокруг стрекотали пули, но он был прикрыт берегом ручья. Нитка натянулась. А он, лежа на боку, наблюдал, как приближаются солдаты и полицейские. Рывок! Послышался хлопок подкидного заряда и взрыв. Тут же сзади заговорил МГ, сметая с шоссе остальных немцев, а Дмитрий, подхватив ящик, бежал к мосту. Сзади слышались довольно шумные шаги Андрушко. МГ прекратил огонь. Добив из ТТ пулемётчика с обратного ската, Андрушко заложил ящик под балку, Дмитрий под вторую, а подбежавший Хабибуллин под третью, соединили ящики детшнуром, зажгли огнепроводный.
— Отход! Двадцать секунд! Ноги! — выкрикнул Кеша. Успели нырнуть в любимый ручей. Взрыв!
— Ноги!
Сзади одиноко захлопала винтовка. Кто умудрился выжить.
— Димон! Ты чем занят!
— Нитку наматываю.
— Ты, что, сдурел?
— Пригодится ещё, это ШХБ-20, из парашютных строп.
И точно, ещё три дня с её помощью рыбу ловили, так как путь назад, к продуктам, им отрезали полицаи. 44-я армия и 7-я ОСМБр высадились в Феодосии, но развить успех смогли не очень сильно. Феодосия освобождена, но, бои вокруг города не прекращались. Группа отошла к Дальним Камышам, к реке Песчанке. Там небольшая пещерка, вырытая, видимо, детьми. В Тома Сойера играли. Море видно, видно, как бьют по немцам крейсера и эсминцы, до города всего восемь кэмэ. А связи и хода нет. Сырая рыба — невкусная, но, не даёт умереть с голоду. На пятый день немцы появились на шоссе, и у Ближних Камышей разгорелся сильный бой. Группа вышла из укрытия и ударила по немцам с тыла, захватив водонапорную башню в Ближних Камышах. Немцы драться в окружении не любят, и они начали отход к Узловой и Владиславовке. Через несколько часов отход превратился в бегство. А группа вышла к своим. Впрочем, вышел один Дмитрий. Остальных вынесли из «Башни». Кеша ещё был жив. Диму перевязали на полковом сборном пункте: два касательных ранения, намазали лицо йодом, посекло осколками кирпичей, и он упал спать. Во сне чувствовал, что его грузили на телегу, куда-то везли, он с кем-то разговаривал, но очнулся он в небольшом домике с видом на море. Чернявая женщина принесла ему воды, лепёшек и козьего молока. Её звали Десфина Илиади. С виду — обыкновенная татарка, но высокая, грудастая, и волосы ничем не мажет. Она говорила, что она «румейка»: крымская гречанка. Рассказала, что легкораненых разрешили забрать из Ближних Камышей, выдали справку, и по ней можно получить продукты в Феодосии. До Феодосии тут недалеко. Взяв с собой справку из эвакогоспиталя, Дима пошёл в город. Час что-то доказывал в комендатуре, затем прошел на канлодку «Красная Абхазия» и попросил связать его со штабом Азовской флотилии. Передал, что жив, и находится на Керченском шоссе у самого въезда в Сары-Гель. Затем получил продукты, и пошёл обратно. Десфина обрадовалась тушёнке, муке и другим продуктам, вечером покормила скотину, приготовила мусаку, откуда-то достала сладкое вино. Выпила немного водки, полученной Димой по справке. Постелила ему на постели и куда-то вышла, вернулась в какой-то накидке, долго что-то шептала на образа, потом задула лампаду перед иконой и легла с ним рядом, обдав его ароматами каких-то масел. Всю ночь она неиствовала, лишь немного давая ему отдохнуть. Только под утро, наконец, устала и уснула, крепко прижав его к себе. Однако проснулась раньше него, зажгла свет перед лампадой, долго молилась, а потом побежала по домашним делам. Весь день она его не беспокоила, стыдливо отводила глаза, но, ночью повторила всё то же самое, и опять до утра. А утром у них были гости: приехал Бархоткин из Керчи на машине за Дмитрием. Глаза Десфины наполнились слезами, она, молча, собрала ему еду в дорогу. Проводила до машины, тут её нервы не выдержали, и она бросилась ему на шею, целуя и шепча, что будет его ждать.
— Ну, прям, Таис Афинская! — улыбнулся Александр Сергеевич, после того, как машина тронулась. — Как себя чувствуешь: не спрашиваю! Сразу видно, что я рановато приехал. Но, труба зовёт! Контр-адмирал Горшков присвоил тебе звание лейтенант. Взвод понёс большие потери, твоя задача: восстановить взвод. Так что, принимай командование.
