Анна ничего не ответила. Она по-прежнему была в состоянии, близком к шоку, в которое ее привело это неожиданное вторжение. Эдвин Коллард словно материализовался в тот самый момент, когда она думала о нем. Очень скоро шок пройдет, и она сможет воспринимать его более адекватно. Когда их обучали специальности медсестры, не последнее место уделялось умению владеть собой. Сейчас ей это пригодится.
Он вернулся с рыжевато-коричневым чемоданом, со стуком поставил его на пол и негодующе посмотрел на нее.
— Я не собираюсь тащить это наверх, я не носильщик, — заявила она и удостоилась еще одного холодного и ироничного замечания:
— Кажется, я и не просил об этом. Или у тебя способности не только к ведению хозяйства, но и к чтению мыслей?
— У меня нет никаких таких способностей, — быстро и невнятно проговорила она, но он уже повернулся и быстрым шагом направился в гостиную, разглядывая все вокруг. Не оставалось ничего другого, как поспешить за ним.
— Ты не можешь просто так бродить здесь… — начала Анна, стараясь не отстать.
Он резко обернулся и холодно посмотрел на нее.
— Почему?
— Потому что… — не зная, как остановить гостя, от страха она начала заикаться, — потому что… уже поздно. И если хотите увидеться с отцом, лучше приехать завтра. Обычно он встает в половине десятого. Я передам, что вы приехали.
— Ты хочешь сказать «предупрежу его»? — На губах появилось некое подобие ледяной улыбки. — Нет, спасибо.
Эдвин сел, вытянув перед собой оказавшиеся очень длинными ноги, и заложил руки за голову.
— Такое чувство, будто никогда отсюда и не уезжал — Он говорил как бы про себя, снова обводя комнату глазами, подмечая каждую деталь.
Ничего не укроется от взгляда этого человека, подумала Анна, и от этой мысли стало не по себе.
— Здесь ничего не изменилось. Даже картины висят там же, где и раньше.
— Ничего не изменилось, — кивнула Анна, все еще стоя у двери.
— Я рад, что приехал так поздно.
Анна удивленно вскинула голову.
— Никого вокруг. Никого, кроме тебя. У нас есть возможность поболтать.
В словах и тоне было столько высокомерия и пренебрежения, что она вздрогнула.
Этот человек был не только неприятен, но и опасен. Как раз из тех, безрадостно подумала она, кого я всю жизнь старательно избегала. Ее отец тоже был надменным человеком. Но красивым, и женщин тянуло к нему, как магнитом. Много лет она загоняла детские воспоминания в самый дальний уголок своей души, пока наконец не захлопнула туда дверь и, как полагала, не выкинула ключ. Но теперь эти воспоминания вдруг нахлынули вопреки ее воле. Воспоминания об отце, обвинявшем мать в изменах, об их бурных ссорах, когда они даже не пытались понизить голос, крики матери, что больше ей ничего не остается, когда он у нее за спиной занимается тем же самым. Почему-то присутствие Эдвина Колларда спровоцировало эти воспоминания.
— Ты очень заботишься о моем отце, правда? — Голос заставил вернуться к действительности.
— Да. Вышло так, что я очень привязалась к нему.
— Я так и понял.
Она бросила на него настороженный непонимающий взгляд, и он снова холодно улыбнулся.
— Ты спрашиваешь, откуда мне это известно? — Но Анна молчала, с каждой минутой все больше нервничая.
Где же все мое умение владеть собой, так необходимое сейчас? Напряжение нарастало.
Многие годы она училась следить за выражением своего лица. Пациенты не должны догадываться о том, о чем им знать не следовало, врачи — о том, что их мнения не совпадают. Всегда внимательная, всегда осторожная, сейчас она стояла, покраснев, чувствуя неловкость.
— Ангус Мак-Брайт, — бросил он, словно это все объясняло. Но она продолжала смотреть на него в замешательстве.
— Ангус Мак-Брайт сказал вам… Что?
Мак-Брайт был старым другом Джулиуса. Работал адвокатом в Мидлсбро и всегда заезжал навестить его, если ехал по делам на юг, что, впрочем, бывало не часто. Он нравился Анне — маленький сухощавый человек с плутоватым лицом, у которого не хватало мужества бранить друга за то, что он губит себя, уединившись в Брайдвуд-хаусе.
— Он написал о тебе.
— Никак не думала, что вы поддерживаете связь с кем-то из знакомых отца.
— К каким еще умозаключениям относительно меня ты пришла?
— Это не всеобъемлющее умозаключение, — возразила Анна. — Это лишь следовало из слов вашего отца.
Серые глаза сузились, превратившись в щелочки, и она снова залилась краской. С ним нужно держать ухо востро, чтобы не попасть впросак.
— Итак, вы с отцом подолгу беседовали обо мне. Как это мило.
— Не вижу в этом ничего особенного, даже если так было бы на самом деле.
— Неужели? Меня не проведешь, нечего прикидываться ребенком. Ладно, чтобы ты не очень смущалась, скажу тебе вот что. Отец очень богат, и ты это знаешь. Этот дом — лишь малая толика из того, что принадлежит ему. Его дома разбросаны по всему Лондону, и к любому из них можно прицепить ценник с внушительной цифрой.
Анна не дала ему закончить. Гнев помог стряхнуть оцепенение и стеснительность. Уперев руки в бока и злобно гладя на этого надменного брюнета, она накинулась на него:
— Значит, по-твоему, мне нужны деньги твоего отца? Эти слова оскорбили бы меня, скажи их кто-нибудь другой. Но ты, по-моему, просто не имеешь права врываться сюда, и тем более в чем-либо обвинять меня. Это ты не переступал порог родного дома бог знает сколько лет. Вряд ли можно назвать тебя любящим сыном.
— Ну-ну, продолжай, поделись своими умозаключениями о моем характере, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.
— А зачем? — также враждебно спросила Анна. — Что-то не заметила, чтобы ты делился со мной какими-нибудь своими умозаключениями.
— Не люблю навязываться. Не забывай, моя фамилия Коллард.
— Какой очаровательный способ представляться. Ты всегда так любезен?
— Вовсе не обязательно быть любезным, когда имеешь дело с такими, как ты. Грубость — единственное, что понимают женщины твоего типа.
— Женщины моего типа?! — вскричала Анна.
Еще никому никогда в жизни не удавалось так разозлить ее. Она всегда была очень уравновешенной, никак не проявляла своего настроения. И всегда полагала, что показывать сбои чувства вовсе не обязательно, а порою даже опасно. Если такое все же случалось, то это были, скорее всего, лишь отголоски ссор ее родителей, а не ее собственный характер. Детские переживания, конечно, не прошли даром.
Но сейчас она крайне удивилась, как постороннему человеку удалось разозлить ее до такой степени. Хотелось схватить первый попавшийся под руку тяжелый предмет и запустить в него со всего маху. Анна несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, а затем осторожно проговорила:
