«On a du style,[3]— сказала маман. — Ты знаешь, что это означает, Марихен?»
On а —
du style.
Стильный? Как зонтик от солнца?
У дальней стены — рояль. На нем все еще лежали ее ноты, две стопки, под толстым слоем пыли, и конечно же расставаться со всеми этими вещами будет больно. Но так надо. Завтра, как вернется домой, она попросит сына взять ремонт в свои руки. Коли ему охота, пусть все на улицу вынесет, обольет бензином да спалит. Помещение огромное, что угодно можно устроить, и Макс совершенно прав: у молодежи есть свой собственный вкус. Пожалуйста, пускай монтируют свои колонки, ставят стол для пинг-понга, царапают паркет деревянными сабо и жгут курительные палочки, распространяющие экзотические ароматы.
Она надела зеленый отцовский фартук, нахлобучила на голову соломенную шляпу, пахнущую несчетными, давно отгоревшими летами. Лампионы отыскались в лавке, тянувшейся вдоль стен (раньше она стояла в беседке), как и пачка свечей подходящего размера. Мария не спеша ходила туда-сюда, выносила все это на террасу, напоследок притащила стремянку. Стоп! С минуты на минуту подъедет посыльный с цветами, и ей совсем не хочется, чтобы его звонок застал ее на этой стремянке, вошедшей в семейную историю: за два года до Первой мировой войны ее дед, Шелковый Кац, до смерти убился, упав с этой лестницы.
Звонок.
Посыльный, как всегда пунктуальный!
Она поспешила к двери, радостно всплеснула руками.
— Сорок штук, — послышалось из-за букета.
Раньше букет принимала Луиза, но с годами экономка стала слишком стара для подобных поручений, слишком неповоротлива. Пока она поднимется с табурета, да прошаркает через холл к входной двери, да отопрет, да уразумеет, почему симпатичный молодой человек опять привез сорок роз, — пол-утра пройдет! В итоге посыльному пришлось бы оставить букет у входа, как возле морга, и уехать без чаевых, поскольку же Макс — фигура публичная, такая накладка с букетом могла бы вызвать неблагоприятные толки. А накануне эпохального конгресса репутация Майера должна быть абсолютно безупречной, ничем не замутненной. На этом форуме соберутся тысяча триста инструкторов по автовождению, делегации со всех концов света, даже с Тайваня, и Макс твердо решил использовать трибуну конгресса в своих интересах. Пламенной речью он рассчитывал привлечь к себе внимание не только международной инструкторской общественности, но в первую очередь собственной партии.
— Счастья вам! — сказал букет. — Поздравляю с сорокалетием!
Почему это он подчеркнул слово сорокалетие?
Она, конечно, вовсе не собиралась дезавуировать Макса и объяснять посыльному, что ее дорогой супруг опять ошибся насчет возраста. Наоборот, с удовольствием сыграла свою роль в этой комедии. Дареному коню в зубы не смотрят, и разве не славно с Максовой стороны спрятать истинный возраст жены внутри этого изумительного букета? Пусть она остается молодой, из года в год. Сорокалетней, из года в год.
— Донесете? — послышалось из цветов.
Она сунула заранее приготовленную, сложенную пополам купюру в карман халата посыльного. Потом обеими руками обхватила букет и против воли вдохнула легкий фекальный запах, каким отзывала сладость. Роза сродни Звезде Морей, Венере, и Мария вдруг поняла, отчего мореплаватели былых времен ориентировались по картушке компаса, сиречь по розе ветров. Всякое странствие к любви есть странствие в ночь. Она отвела букет чуть в сторону, проследила, как посыльный задним ходом выруливает со двора. Он был в черном галстуке, а в кузове трехколесного прицепа лежал погребальный венок с лиловыми лентами. Теперь он направляется к кладбищу, где в эту пору, когда близится осень, каждое утро кого-нибудь хоронят. Мария ободряюще кивнула посыльному, но он уже укатил, оставив за собой сизое облако выхлопных газов. Она вернулась в гостиную, аккуратно положила шуршащий букет на застланный газетой стеклянный стол. Так происходило раньше, так происходит сейчас. Правой рукой она взяла нож. А левой, в садовой перчатке, брала розу за розой, одну за другой, год за годом. Подрезала стебли, и свидетельства его любви раскрывались во всем своем сумрачно-красном, росистом великолепии. Когда сразу после шести, то бишь чуть позже назначенного срока, она войдет в гостиничные апартаменты и Макс произнесет сакраментальное «Мария, ну наконец-то!», она бросится ему на шею и поблагодарит поцелуем. Розы, милый, они просто чудо!
Мария, ну наконец-то!
Она схватила телефонную трубку и набрала единственный номер, который помнила наизусть. В последнюю секунду, когда она уже хотела опустить трубку на рычаг, до нее донесся заспанный стон.
— Перси, — радостно воскликнула она, — это я, Мария. В одиннадцать вам удобно?
— Это срочно?
— Да. Довольно-таки.
— Ладно. Тогда до скорого.
— До скорого, — прошептала она. — Спасибо, Перси.
* * *
В четверть десятого Мария стояла на стремянке, высоко над парапетом террасы, вставляла свечи в сложенные полумесяцем лампионы, а затем, превратив эти лампионы в шары, развешивала на проволоке, будто ноты некой мелодии. Обрадуется ли мальчик? Наверняка. Сегодня вечером он хозяин в доме. Может завести для своих друзей любые пластинки, включить музыку погромче и обнять Падди. Но и у нее, «новорожденной», будет прекрасный вечер. Ужин в «Гранде» на четверых — она, Макс, ее брат и Фокс.
Примерно в десять они перейдут в бар, где в заранее заказанном уголке состоится собственно праздник, и Макс, вне всякого сомнения, и сегодня придумал великолепный финальный букет. В общем-то отличный денек, верно? Утром сорок роз, вечером ужин, потом прием. Кстати говоря, все это требовало довольно большой работы. Предстоящее знаменательное событие — Международный конгресс инструкторов по автовождению — уже накрыло тенью все остальное, и функционеры конечно же станут задавать ей всякие схоластические вопросы вроде того, удобно ли в официальном приветствии назвать делегации северных стран инструкторами из Скандинавии. Господа, скажет она, ужасно мило с вашей стороны пригласить нашего сына на международный матч, но, увы, он занят… да, вы правильно догадались: любовь. Девушка. Счастливицу зовут Падди.
Прогулочный пароход без пассажиров скользнул мимо, корабль-призрак, исчезнувший в светлой дымке. Немного погодя о берег заплескались волны, и некоторое время снизу доносилось непристойное чмоканье, будто алчные языки облизывали заросшие водорослями береговые камни. Потом налетел легкий бриз, зашуршал в листве на шпалерах, разноцветные бумажные шары тихонько закачались. Еще два лампиона — и всё будет готово, терраса украшена, промах заглажен. Хорошо. Очень хорошо. Без четверти десять. Если она успеет в одиннадцать быть у Перси, Макс сможет обойтись без своего любимого «Мария, ну наконец-то!».
Она вздрогнула.
Возле стремянки стояла Адель, ее лучшая подруга, в правой руке чемоданчик с косметикой, в левой — гитара, будто байдарочное весло. Зеленая накидка Адели размерами напоминала палатку, а в патронной гильзе, кокетливо прикрепленной к охотничьей шляпе, трепетали три перышка. Адель сияла. Ей удалось незаметно для Марии прошмыгнуть через весь сад.
