Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
И стал я рассказывать про вещие сны, которые все повторялись и повторялись и из которых я уяснил, что должен прибыть на Самарскую Луку, отыскать там некий опасный магический артефакт и его обезвредить, ибо он способен превратить Луку в еще одно Дурное болото, а то и хуже. Вещие сны я посчитал ниспосланными Акером и Мардогом, тем более что в храме Мардога со мной произошла такая вот коллизия. И я описал тамошнее приключение.
Прибыв в Самару, я поклонился могилам родных, ибо рассчитывал, что эпопея может и плохо кончиться, и, наняв местного проводника, двинулся к предполагаемому месту пребывания артефакта. Там его не оказалось, но я получил новое послание, что он таится под горою в каменных пещерах поблизости от Чаши Слез. Я туда последовал (про подрыв решетки промолчал), и блуждал там длительное время, и чуть не умер там от упадка сил. Но все же смог найти выход. Артефакта я не сумел обнаружить, ибо попал на целое поле порталов, которые гоняли меня то туда, то сюда, в прошлое, а может, и в будущее, поэтому я не смог попасть в нужный. Или не понял, что он рядом. Ну и рассказал про разные страсти в подземелье — при этом я не забывал ссылаться на всех, кто меня мог видеть раньше. И на регистрацию своих действий в разных бумагах. Филактерия упомянута не была. Я придерживался мысли, что про это никому пока говорить не надо. Тем более что все же не был полностью уверен, будто филактерии конец. Но надеялся вскоре получить известие об этом…
Эта часть повествования их особенно не заинтересовала, разве что пару раз уточнили, реально ли было все мною виденное или нет. На что я ответил, что не уверен. Ибо от недостатка пищи, воды и сна периодически впадал в какое-то странное состояние и не мог бы точно сказать, истинно видел все или мне это казалось. Вот так — и попробуй опровергни.
Гораздо больший их интерес вызвали мои перемещения по Самаре и Федоровскому перед выдвижением навстречу филактерии. Оттого я укрепился в мысли, что меня ни в чем конкретном не подозревают. Вот я и рассказывал все, что помнил, и ссылался, что меня должны помнить и портье, и кастелянша в Федоровском, да и много бумаг, где я расписался, существует. А меня все спрашивали о деталях — кто из контрразведки в Федоровском меня принимал, во сколько это было… и прочие детали. На половину вопросов я отвечал, что этого я не запомнил по причине неважности, но должен же лежать документ, по которому меня поселили, дали вот эту памятку, разрешили путешествовать в колонне. Время шло, я устал, оба труженика политического сыска устали, начал уже брезжить рассвет, а мы все ходили вокруг да около всяких деталей, и вокруг некоторых уже не раз. Меня уже начало клонить в сон. Контрразведчик тоже периодически едва сдерживал зевоту.
Разговор уже совсем еле-еле двигался, как вдруг оживился при упоминании ретивого квартального. Оба они навострили уши, когда я упомянул, что с ним ходил на место преступления выискивать следы. А зачем я это сделал? Исключительно по просьбе самого квартального, ибо он как-то сомневался в предыдущем магическом осмотре, вот и попросил меня, а за потраченное время отблагодарил, дав пообщаться с человеком, который Самарскую Луку знает, и это мне поиски облегчило. На звучавший в тысячный раз возглас, что ведь Чумаченко подтвердить может, контрразведчик недовольно скривился и сказал, что не сможет. И поведал, что квартальный буквально носом землю рыл, ища лиходеев, и вроде бы нашел. Он собрал нескольких городовых, что были в досягаемости, и ворвался в тот дом, где злодеи прятались, а дальше произошло что-то вроде взрыва или пожара, и от домика и всех там осталось только пепелище. По нему было видно, что он чего-то недоговаривает. Ну да ладно, еще найдем информатора по этому вопросу. Я рассказал, что засек там наличие мощного амулета и предупреждал, что при умелом или совсем неумелом пользовании этим амулетом может беда случиться. Возможно, враг, не желая висеть, амулетом воспользовался, чтобы в портал уйти, но портал взорвался, так как ему помешали. Но на лице коллеги была скептическая улыбка: дескать, что я могу знать. Ага, запомним и поспрашиваем. Но потом. Сейчас надо эпопею закончить.
Было уже светло, когда дознаватели ушли куда-то, видимо, к начальству. А я остался сидеть на диване, под охраной молоденького унтера, и внезапно опять задремал. Разбудил меня разнос унтеру за то, что я тут был оставлен в кабинете, а он, унтер то есть, выходил курить. А ведь я мог притвориться и нечто зловредное совершить, пока меня спящим полагали…
Ага, надо мне это. Коллега уже не присутствовал, мне возвратили оружие и те документы, которые изучали, заставили в трех листах расписаться — мол, все получил, что забиралось, ничего не пропало и претензий не имею. После чего меня проводили на выход. Было уже семь утра. Проблема «куда идти сразу посреди ночи» разрешилась. Теперь ее заменила другая — куда идти сразу поутру. Ну, сейчас уже будет чуть попроще.
Едва я вышел за дверь, как пришлось немедленно возвращаться. Карабин-то надо сдавать в оружейку на хранение. Сдав его и вновь выйдя на улицу, я вспомнил, что он после стрельбы в зале с нишами нечищенный. Эх! Но сил вернуться опять в это здание не было. Так и пошел дальше.
Что-то этот день неудобств никак не закончится. И побрел я в банк — снимать со счета деньги. Вообще я сначала в баню пошел бы, но, если так сделать, ерунда получится. Чистого белья у меня с собой нет. Тогда, вымывшись, придется на чистое тело грязную одежду натягивать. Купить же чистое — наличных не хватит. Поэтому пошел я делиться своими неудачами с сотрудниками банка. Они небось, видя меня, грязного и ободранного, будут оскорблены до глубины своей чистой души, что такой тип к ним пожаловал. И не по ошибке — принимать придется.
Так и вышло. Банковские клерки в снежно-белых сорочках и синих нарукавниках, бросая на меня взгляды, аж передергивались и беседу вели на грани нервного срыва. Когда один из них случайно со мной руками столкнулся, когда я подписывал, это его повергло в шок. Он посмотрел на свою руку с безграничным удивлением — дескать, как это могло случиться? Видал я такой взгляд в отряде у нордлинга, которому оторвало полруки взрывом своей же «гранаты» (шнур он из-за великих понтов укоротил по самый корешок). Меня даже потянуло для полного доведения клерка до апофигея почесаться, как будто меня вши мучают. Но пожалел.
Обслужили меня очень быстро для банка — видимо, чтобы меньше глаза терзал. Вышел из банка и пошел на телеграф, где дал две телеграммы — в Тверь и в Царицын. Исполнив свой долг, отловил извозчика и поехал на рынок, в гостиницу, где жил и которая обещала отправить вещи домой. Уточню это, поселюсь, а потом можно будет в баню и поесть.
В гостинице на меня также глянули косо и неодобрительно, но косые взгляды быстро сменились виноватыми. Не отправили они ничего! Демьян Филин вещички им привез, те, что я оставил в лагере, а они их присоединили к прежним и забыли. Тут я не выдержал и непристойно выразился, начав с «загиба Петра Великого» и закончив обвинениями в деловой импотенции. Я выражался бы и дольше, но тут мне пришла в голову мысль, что это разгильдяйство уберегло меня сейчас от покупки новой одежды. Поэтому я сбавил накал и заявил, что если, не дай боги, одежда моя и прочее в сыром подвале пришли в негодность, я с них стребую втридорога. Меня заверили, что подвал у них старый, сухой, и ничего там случиться не может. И мышей с крысами они регулярно истребляют. Я потребовал принести вещи в номер, где я их в их присутствии осмотрю. И, исходя из результатов, решу, что делать — обращаться к судье или нет. А заплаченные за невыполненную пересылку деньги пойдут в счет оплаты за номер.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
