– Ну разумеется, – согласилась Изабелла, ставя в нишу свечу, – но я подозреваю, что наше предложение придется ему по сердцу и он не станет искать иного.
– Да уж, наверное! – вспыхнул Уильям. – Махелт – лучшая невеста в стране.
Изабелла ласково положила руку ему на затылок:
– Ну конечно, и вы не могли найти ей лучшей пары, чем Гуго Биго.
Она наклонилась, чтобы поцеловать мужа, ощутив его тоску об утрате. Другие их дочери были еще крошками. Махелт исполнилось семь, когда родилась ее первая сестра, а значит, она долгое время оставалась единственной дочерью Уильяма. Она так походила на него! Махелт унаследовала могучую жизненную силу и искренность отца и так же высоко ставила честь и долг, хотя, надо признать, не обладала отцовским терпением и тактом. Девочка знала, чего стоит, а стоила любимая старшая дочь графа Пембрука немало. Изабелла любила дочь всем сердцем, но понимала, что Гуго Биго придется с ней непросто.
– К тому же Норфолк и Йоркшир вдалеке от опасности, – добавил Уильям с тревогой во взгляде.
Изабелла закусила губу. Их отношения с королем Иоанном оставались непростыми. Король никогда не любил Уильяма и не доверял ему. Уильям платил королю той же монетой, но клятва верности обязывала, а Иоанн даровал им графство Пембрук в обмен на эту клятву. Несокрушимая преданность всегда была сильной стороной Уильяма Маршала, но он служил человеку, который не верил в честь и сам не обладал подобной добродетелью. В Нормандии начались беспорядки, под внешне спокойной поверхностью закипало недовольство. Восточная Англия, однако, оставалась гаванью, далекой от волнений, а ее граф был осторожен и управлял своими поместьями крепкой рукой.
– Десять лет назад я нес дочь в церковь, чтобы окрестить, – покачал головой Уильям, – и на ее тельце еще виднелись следы родов. Кажется, все случилось только вчера, и вот я уже устраиваю ее брак. Время подобно лошади, которая скачет во весь опор, не повинуясь поводьям.
– Возможно, лошадь и не повинуется поводьям, но если рассчитывать свои действия, больше шансов удержаться в седле.
Уильям весело фыркнул, снял котту и лег на кровать, закинув руки за голову.
– Хорошо, что вы сказали «больше шансов», любовь моя. – Он наблюдал, как Изабелла снимает вуаль и вытягивает шпильки из волос, отпуская на свободу тяжелые золотые косы. – Господу известно, что на дороге довольно препятствий, способных выбить из седла даже самого осторожного всадника. Завтра я велю писцам написать Биго, и тогда поглядим.
Глава 2
Сеттрингтон, Йоркшир,
февраль 1204 года
Гуго Биго спешился, чтобы осмотреть волчицу, которую только что убил, и вытер копье бурой зимней травой. Ветер ерошил серебристо-серый мех. Волчица скалила окровавленные клыки, и даже в смерти янтарные глаза смотрели злобно. Она должна была ощениться в этом году, но ее живот раздулся не от щенков, а от того, что вчера она и ее приятель задрали беременную овцу. Волки были сущей напастью в пору ягнения: они рыскали вокруг овчарен, серые, словно сумерки, выжидая подходящий момент. Пастухи и собаки были настороже, но не могли поспеть повсюду, и даже когда стадо перегоняли ближе к дому, некоторым овцам не везло.
На лицо Гуго упали ледяные капли косого дождя, подул холодный ветер. И хотя руки были в рукавицах, они онемели. Стояло морозное, голодное время года, зима еще держалась, но светало все раньше, а по вечерам небо долго не сдавалось темноте.
– Теперь я могу сделать прикроватный коврик из волчьей шкуры, – произнес с блеском в темно-серых глазах его тринадцатилетний брат Ральф.
Гуго улыбнулся:
– А с другой стороны кровати положи овечью шкуру – для симметрии и чтобы помнить, почему мы вообще охотимся на волков.
– Не понимаю, зачем тебе волчья шкура, она же воняет, – заметил другой брат – Уильям. В свои почти пятнадцать по возрасту он был ближе всех к Гуго.
– Нет, если шкуру как следует выдубить и просушить, – возразил Ральф.
– Волку самое место в помойной яме, – покачал головой Уильям.
Привыкший к их перепалкам, Гуго не обращал на братьев внимания. Слова ничего не значили. Мальчики часто спорили – порой дело доходило до драки, – но долго друг на друга не злились и неизменно выступали вместе против общего врага.
Гуго сел на Стрелку. Кобыла получила имя за способность пускаться с места во весь опор. Она могла перегнать любого волка и была гордостью и радостью Гуго. Собрав поводья, он изучал набрякшие мокрым снегом тучи, которые мчались с восточного побережья, и ждал, пока Ральф перебросит окровавленные туши через седло вьючного пони. Ветер свирепо завывал, словно дикий зверь. В такую погоду все разумные люди сидят у огня и выходят, только чтобы облегчиться… или разобраться с волками.
Гуго стал лордом Сеттрингтона пять лет назад, когда после коронации Иоанна отец подарил ему десять рыцарских наделов.
Тогда ему уже исполнилось шестнадцать, и он был достаточно взрослым, чтобы нести ответственность под присмотром отца. Гуго наточил зубы в этих йоркширских поместьях, готовясь ко дню, когда унаследует обширные плодородные земли и прибрежные деревни в Восточной Англии, в том числе замок Фрамлингем с тринадцатью великими башнями. Отец его еще здоров и крепок, но однажды Гуго станет графом Норфолком, и к нему перейдет больше ста шестидесяти рыцарских наделов.
Гуго задержался у хижины пастухов, чтобы сообщить им хорошую новость о волках, и поскакал в усадьбу. Смеркалось, лошади месили ледяную грязь дороги, морозный воздух клубился паром вокруг их ноздрей, поднимался от шкур. Сквозь щели в ставнях пробивался свет, и конюхи встретили охотников, чтобы забрать скакунов.
– Сир, прибыл ваш лорд отец, – сообщил Гуго старший конюх, когда тот спешился.
Гуго уже заметил в стойлах лишних лошадей и возросшее количество слуг. Он ожидал визита отца, поскольку король Иоанн и двор расположились в Йорке, всего в двадцати милях от Сеттрингтона. Гуго кивнул конюху, сдернул рукавицы и вошел в дом, дыханием согревая озябшие ладони. Камергер поднес ему чашу горячего вина с пряностями, которую Гуго принял с благодарностью. Его отец сидел у огня, скрестив ноги, и тоже потягивал вино из кубка, но при виде Гуго встал.
– Сир… – Гуго опустился на одно колено и склонил голову.
– Сын! – В голосе Роджера Биго прозвучала гордость.
Он поднял Гуго на ноги и расцеловал в обе щеки. Когда они обнялись, Гуго под плащом на меховой подкладке ощутил литые мышцы. Его отец был крепким и кряжистым, как подстриженное дерево.
Прибывшие Уильям и Ральф получили свою долю приветствий, и некоторое время разговор вращался вокруг непогоды и охоты на волков. Принесли еще горячего вина и блюда с горячими жареными пирожками. Был Великий пост, поэтому обошлось без сырной начинки или посыпки из сахара с пряностями, но мужчины, проведшие весь день в тяжелых трудах на морозе, были рады обжигающим язык пирожкам с хрустящей корочкой. Руки и ноги Гуго начали отогреваться и пульсировать. Риск что-нибудь отморозить – еще один повод не отходить от огня в промозглый февральский день. Он отпихнул нос собаки, выпрашивающей подачку.
