Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
– И ты действительно веришь в то, что говоришь?
– Конечно, папа, я давно уже не врал тебе, и с чего бы мне сейчас начинать. А Тессе, – он снова улыбнулся, – и вообще никогда не врал.
– Милый, – тихо сказала она, – я никогда не поверю в то, что Костя делает какие-то плохие вещи.
– Ты не веришь потому, что не хочешь верить, и потому, что он умеет так складно говорить, – отмахнулся отец.
– Папа, – уже серьезно продолжил Костя, – я сейчас живу в гораздо большем согласии с самим собой, чем раньше. Я больше не являюсь винтиком, пусть даже и заметным, в большой машине, которая едет неизвестно куда и неизвестно зачем. Я всегда могу отказаться от предложения, если оно плохо пахнет…
– С возрастом люди теряют обоняние, по себе знаю, – перебил отец.
– Неправда, – снова вступила Тесса, – ты мне сам говорил, что все хуже чувствуешь запах цветов, но дерьмо чувствуешь за милю.
– О, – миролюбиво простонал отец, – как всегда заканчивается тем, что вы оба против меня, хорошо еще ребят нет, а то пришлось бы мне против четверых одному, и это в моем преклонном возрасте.
– Да, – сказал Костя, – конфликт поколений, обычное дело.
– И ты, Тесса[1], – сказал отец по латыни, встав со стула, подойдя к жене, снимая с нее плед и заворачиваясь в него с головой. Все засмеялись. Разговор продолжился, но не было уже того напряжения.
– И все-таки я скажу тебе по поводу винтика, машины и зла, – отец налил себе и Косте еще граппы. – Ты был заметным винтиком маленькой машины, доставляющей локальное зло, а теперь ты стал незаметным винтиком огромной машины, целью которой является постоянное распространение глобального зла. Ты стал частью системы, которую я ненавижу и презираю и которую, я полагаю, ненавидишь и презираешь ты.
– Любимый, – Тесса обошла стол и обняла отца за плечи, дотрагиваясь губами до его седой головы, – давай уже закончим, это слишком много для одного вечера, я не хочу слушать про мировое зло, я буду плохо спать.
– Я уже закончил, – отец глотнул граппы и приложил руку Тессы к своим губам, – я должен был это сказать и сказал.
– Папа, – улыбнулся Костя, – если тебе нужно было, чтобы последнее слово осталось за тобой, то оно осталось за тобой.
– Но ты с этим не согласен, – спросил отец.
– Это не тот вопрос, на который можно ответить «да» или «нет».
– Это никогда не кончится, – вздохнула Тесса, – я пошла спать. Спокойной ночи, мои дорогие.
– Спокойной ночи, Тесса, – Костя смотрел ей вслед, пока она поднималась по лестнице, – я думаю, ты не представляешь, как тебе повезло, – сказал он, обращаясь к отцу уже по-русски. Отец согласно кивнул головой.
– Это ты не представляешь, как мне повезло.
– Если бы я написал сказку про единственную оставшуюся на земле женщину или фильм бы снимал, то Тесса точно была бы главной героиней.
– Да, – сказал отец, – это является косвенным подтверждением того, что твоя личная жизнь за последние два года не сильно продвинулась вперед.
– Может, и не продвинулась, а может, и продвинулась, – сказал Костя, – мы, маленькие частицы в глобальной системе зла, обречены на то, чтобы сталкиваться на своем пути с другими частицами все той же системы.
– У-у, – протянул отец, – это что-то новое, слышу в твоем голосе легкое раскаяние, сожаление, грусть или это у меня что-то со слухом?
– Со слухом все в порядке, папочка, есть и раскаяние, и грусть, но совсем не по тому поводу. Глобальная система зла, безусловно, существует, и ты совершенно прав про винтики и так далее, беда в том, что я не вижу, где прячется глобальная система антизла. Я бы в нее самым маленьким винтиком пристроился, но никак следов найти не могу. Ты, да Тесса, да Никита с Андреем, да этот дом – силы не равны.
– Неужели все так плохо?
– В том мире, папа, о котором ты ничего не хочешь знать, все именно так плохо и даже еще хуже, если копнуть глубже, чем достает моя персональная лопата. А ты про личную жизнь… Ну какая там личная жизнь среди глобального зла…
– …частью которого ты являешься, – продолжил отец гнуть свое, хоть уже и вполовину не с тем напором.
– Частью которого все являются, папочка, потому что глобальное зло это и есть окружающий нас мир, и те крупицы добра, которые прячутся в душах тех, кто еще душу не продал, а таких все меньше и меньше, эти крупицы добра, даже собранные вместе, …в общем, ты сам все понимаешь.
– Два года назад, когда ты уезжал отсюда, казалось, что тебе удастся найти какой-то другой путь, – задумчиво сказал отец.
– И мне казалось, и поверь, что я нашел не самый худший путь. По крайней мере, я знаю, что делаю и зачем, а этим мало кто может похвастаться.
– И ты не можешь, сынок. Это ты думаешь, что знаешь, какие А и Б сидели на трубе и кто их туда посадил и откуда взялась сама труба.
Костя засмеялся.
– Это смешно – про трубу. Сейчас придумал?
– Да, – сказал отец.
– Правда, смешно, – повторил Костя, – кстати, и в том, что касается личной жизни, все тоже неплохо, можно даже сказать, хорошо. Бог даст, скоро сами увидите.
– Да ну, – развел руками отец, – так что же ты молчал. Тессе сам скажешь?
– Конечно скажу, пошли спать.
Глава
2Недавний собеседник Константина в лаунже цюрихского аэропорта возвращался домой рейсом ВА до Лондона и, откинувшись в кресле, насколько позволял узкий проход между рядами, закрыв глаза и отложив в сторону недочитанный WSJ[2], размышлял о нашествии новых варваров, вторгающихся даже в те области человеческой деятельности, где об их присутствии всего лишь пять лет назад трудно было и помыслить. Русские, скупающие весь центр Лондона, еще не скупленный арабами, русские, покупающие футбольные клубы и команды «Формулы-1», все эти яхты, виллы, двадцатилетние любовницы со страниц модных журналов – это было неприятно, но с этим можно было смириться как с неизбежным злом, которое всегда является следствием больших денег. Но весь этот разговор в аэропорту, который, судя по всему, являлся лишь началом длительной совместной работы над сложнейшим проектом, был для Дэвида, независимо от того каким именем он представлялся, настоящим вызовом. Дэвид был профессионалом и гордился этим. Для настоящего профессионала, да еще в такой специальной области человеческой деятельности, которой Дэвид посвятил полные двадцать лет своей жизни, совместная работа с любителем, да еще неизвестно откуда взявшимся, да еще русским, была почти унижением. Всемогущее воплощение зла, каким представлялся на заре профессиональной деятельности КГБ, а сейчас многие уже и не вспомнят, что такое было, так вот КГБ был достойным противником и мог бы быть достойным партнером. Но этот непонятный русский не был даже профессиональным разведчиком или контрразведчиком.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
