Меня будут переводить в Соединенных Штатах, сообщает С. Даниэль, она только что вернулась за стол и не слышала хорошую новость, она укладывала малышей, тише, дети, успокойтесь, это же здорово, отвечает Даниэль, да, здорово, подхватывает Марин, может, они и кино по твоим книгам снимать будут, эти американцы? Вопрос задала Ясмина. Я успеваю опередить С., да, говорю я, конечно, да, да. Они будут снимать фильмы, особенно по лихо закрученным историям с хорошим концом, добавляю я, американцы ведь обожают хэппи-энд, уточняю я для Даниэль, которая все пропустила из-за детей.
Тебе бы следовало активней защищать свои взгляды, цедит сквозь зубы С., сквозь свои идеальные зубы, в как раз тот момент, когда мне самой пришла в голову та же мысль.
Вы же не сцепитесь снова, не испортите нам вечер. Марин обнимает нас за плечи. Я, между прочим, прилетела из-за океана, чтобы с вами увидеться, произносит она тихим голосом — так, чтобы слышали только мы, а потом восклицает, десерты, чудная мысль, Даниэль, перейдем к десертам, самое время.
Итак, подошел час десертов, обсудим десерты. Не пора ли побаловать себя сладеньким, спросила Даниэль, и все ответили да, о да, и голос Марин прозвучал громче других, громче всех остальных, только мы с С. промолчали.
Предлагаю свежий инжир и торты.
Где он? Куда подевался инжир, корзинка пуста, кто все сожрал, нет, ну это уж слишком, правда, это не смешно, а когда выйдет первый перевод твоей книги в Америке?
Через три месяца.
Ты, наверное, ждешь не дождешься?
Да как тебе сказать… у меня столько работы.
А тебя на какие языки переводят, спрашивает Софи, нарезая крупными кусками торт.
На чешский.
Шутишь?
Ну да, конечно, ты ведь знаешь чешский.
С инжиром было бы гораздо вкуснее!
Ее скоро переведут на русский, объявляет С., с видимым удовольствием пережевывая торт своими изумительными зубами.
На русский, хором повторяют едоки десерта.
Сука Амираль начинает поскуливать низким, «мужским», голосом.
Жак толкает ее ногой в бок, звук выходит какой-то слабый, даже нелепый. Морда Амираль вымазана взбитыми сливками. Тембр ее голоса не может сбить нас с толку — мы точно знаем, что Амираль — девочка, верная спутница пары Софи-Гонзаг.
Ах ты, гадкое сопливое дрянцо, приговаривает между тычками Жак.
Иди ко мне, девочка, зовет собаку Софи.
Придурок, говорит «собачий папаша» Гонзаг своему брату-задире Жаку.
А русские разве читают?
А кто это?
Не так чтобы много, но гораздо шикарней быть переведенным для русских, которые стали читать меньше, чем для американцев, которые отродясь много не читали, объясняет С., поправляя пальцем густые волосы.
Тебе лучше отказаться, советует Марион.
От чего отказаться, спрашивает Даниэль. Она бегает из сада в дом и обратно и все время теряет нить разговора. Да успокойте же вы наконец эту псину, она разбудит детей.
Иди ко мне, детка, говорит Софи не унимающейся Амираль, которая не думает слушаться хозяйку.
Я бы не захотела, чтобы меня переводили на русский. Эти люди снова вооружились до зубов.
Они и так немало бед натворили.
Да уж, натворили.
Дикари, живущие в дикой стране.
Можно заменить инжир ананасом. Кто сходит за ананасом?
Нет, спасибо, у меня ужасная аллергия на ананас.
Тебя правда перевели на чешский, интересуется Луиза.
Да, отвечаю я.
Не думал, что ананас может вызывать аллергию, это что-то новенькое.
Ко мне, малышка, ко мне, ко мне, кричит Софи.
Привезешь мне iPhone, когда полетишь в Америку общаться с издателями?
Зачем покупать iPhone в Америке, это смешно, цены везде одинаковые, не говоря уж о том, что все можно заказать в Интернете.
Глобализация…
Слово «глобализация» произнес Жонас. В разговоре оно прозвучало впервые. Жонас — сын Гонзага, но не сын Софи, хотя она живет с Гонзагом. Гонзаг и Софи — воссоединившаяся пара. Жонас живет в этом новом семействе, с отцом, мачехой и сладкоежкой Амираль, длинношерстным золотистым ретривером. Хорошо, что Жонас подал голос, пусть даже голос этого молодого — восемнадцати с половиной лет — парня звучит хрипловато и не соответствует его физическому облику крепкого призывника. К счастью, никто не собирается никуда посылать Жонаса, даже на какую-нибудь абсурдную, идиотскую войну. Мы живем в мирной стране, маленькой нейтральной стране, спокойной, надежной, самодовольной. Самодостаточной. И мы поедаем домашние торты теплым июльским вечером, который, возможно, никогда не закончится. Осенью Жонас пойдет в университет, на отделение философии и экономики. Так решил он сам. Жонас — способный молодой человек, предпочитающий изучать все сразу. Он уже придумал тему и название диссертации — «Общество потребления, или неизбежный провал иллюзорной модели глобализированной капиталистической экономики» , автор — Жонас Шумпетер, весна-лето 2010. Этой работой молодой мыслитель будет заниматься до тех пор, пока его голос не прекратит ломаться. В нашей маленькой, надежной, спокойной и самодовольной стране наши Жонасы давно перестали быть пушечным мясом, они больше не продаются тем, кто окажется щедрее, у них ясные головы, колесики в их мозгах крутятся по часовой стрелке. Все мы гордимся Жонасом. Все одобряют его план, его амбиции, но никого, увы, не интересуют модели, капитализм, абсурдность и глобализация.
И Жонас повторяет срывающимся голосом, в никуда, в пустоту:
— Глобализация…
Привезти iPhone из Соединенных Штатов попросил Адриен. С. должен лететь в Америку, чтобы познакомиться со своим заокеанским издателем. Вот пусть и использует время с толком, сделает кое-какие покупки.
Адриен вечно злится на Пьера за то, что Пьер считает iPhones и все Штучки наглым надувательством и полагает, что нет никакого резона покупать их за океаном, если уж приспичило выкинуть деньги на подобные приспособления. Такова позиция нашего друга Пьера, «приглашенного профессора» физики и математики.
Несешь невесть что, а уж тебе, профессор, это непростительно, говорит Адриен Пьеру.
Разговор переходит на повышенные тона.
В Штатах можно купить гаджеты последнего поколения, в Европе торгуют одним старьем.
Ха, ха, ха, смеется Пьер.
Разве за «последним поколением» нужно ехать не в Японию? — тоном знатока спрашивает Марион.
При чем тут Япония?
Киви, наверное, тоже очень аллергичный фрукт, верно? — беспокоится Ясмина.
Тарелка С. не пустеет. Как и его стакан. Мой друг предусмотрительно поставил рядом с собой три бутылки вина одной марки одного и того же года. Я могу довериться ему с закрытыми глазами — он умеет выбирать лучшее среди очень хорошего. Меня удивляет, что он уже несколько минут хранит молчание, это совсем на него не похоже, впрочем, размышляю я недолго, потому что С. собирается сделать какое-то объявление.
