Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
А потом подумала, что теперь она может взять велосипед и еще погонять на улице, пока папа не проснется и не захочет ужинать.
Она захлопнула двери и спустилась по лестнице, катя перед собой свой старый «Орленок».
На скамье все так же сидели соседки. Лия гордо провела мимо них велик и, громко свистнув, оседлала его. Покатила вниз к реке.
Движение и ветер постепенно расправляли ее съежившееся сердечко, и первая половина дня уже не казалась ей такой тяжелой и постыдной.
Она крутила педали не останавливаясь, шесть раз объехав маленькую речушку, пока на небе не появились первые звезды, а из воды не дохнуло ночной прохладой. Она бы хотела ездить так вечно, не возвращаясь в мир взрослых, пока сама не вырастет, не станет равнодушной, не получит закалку ко всякого рода проблемам и неясностям. Она могла бы ехать все дальше и дальше, мимо речки, через лес – на тот его край, где ее снимет с велика прекрасный Король Изумрудного города.
Ноги Лии гудели, желудок поджимало от голода. Надо было возвращаться домой.
Она больше не могла крутить педали и повела «Орленок» вверх, чувствуя, как тяжелеют с каждым шагом растертые ноги.
У подъезда уже никто не сидел. Лия взвалила велик на плечо и медленно начала подниматься по лестнице.
Дойдя до двери – раскрасневшаяся, уставшая, с тревогой, которая вновь затрепетала и сжала ее сердце, – она прислушалась.
Тихо.
Позвонила…
Звонила и стучала ногами в дверь долго. Ей показалось – часа два, хотя прошло всего двадцать минут. Но и они показались ей вечностью. Приложила ухо к двери и услышала тот же храп. Папа еще спал. Лия пожалела, что оставила его. Наверное, он еще раз или два выходил в магазин и теперь не проснется до утра. Лия оставила велосипед у двери и вышла на улицу. Посмотрела вверх – все окна в их квартире светились!
Лия села на лавку у подъезда и решила ждать. Если папа проснется, он выключит эту иллюминацию, и тогда она снова поднимется и станет барабанить в дверь. Или папа сам выскочит на улицу искать ее и увидит, как она в темноте сидит на лавке в пустом дворе.
Сколько она просидела, Лия не знала. Она сидела и смотрела на освещенные окна своей квартиры. Еще несколько раз поднималась и стучала-звонила, прислушиваясь к храпу, и снова спускалась вниз на лавку.
Сидела, поджав ноги, растирала окоченевшие конечности и мечтала стать собакой. Если бы она была сейчас собакой, то ее ожидание было бы закономерным, необидным. Собаки могут ночевать и на улице…
– Что ты здесь делаешь так поздно? – услышала она голос.
Это – худшее, что могло произойти, ведь, подняв голову, она увидела соседа, который жил в квартире напротив.
Соседа звали Леня. Он жил совсем один в однокомнатной квартире. Как-то Лия услышала, как мама разговаривает с подругой, и та сказала примерно так, мол… Как там было? Мол, «сделай так, чтобы он тебя немного поревновал – у вас же рядом вон какой разведенный живет. А твой, может, за ум возьмется!» И мама несколько раз останавливалась с дядей Леней на лестнице, пыталась шутить, от чего Лии становилось стыдно, ведь эти шутки казались ей искусственными, плоскими, неестественными. А еще больше было стыдно от того, что этот Леня никак не поддерживал их и как-то сказал: «Вам надо о ребенке думать…»
Это были сложные и непонятные для Лии вещи, но ясно было одно: она, и только она видит всю картину этих взрослых отношений в целом, но пока не может высказаться, ведь не имеет права голоса, когда говорят взрослые. Вот поэтому и хорошо бы стать собакой!
Леня посмотрел вверх и заметил их освещенные окна, потом снова обратился к ней:
– Ты вся дрожишь. Здесь холодно. Пошли ко мне. А там разберемся.
Она встала с ощущением, что с нее свалилось сто килограммов снега, хотя на дворе было лето, и на негнущихся ногах направилась вслед за Леней.
На лестничной площадке он постучал в их дверь. Пожал плечами, вздохнул и пропустил ее в свою квартиру.
Лия вежливо уселась на диван и сложила руки на заледенелых коленях. Леня включил бра и телевизор. Лия подумала, что если бы он включил свет, ей стало бы легче. А почему – не знала…
По телевизору шел ночной повтор футбольного матча.
Леня был неразговорчивым, и вообще Лия почувствовала, что она здесь лишняя, что человек, наверное, хочет спать, есть, а ее, Лии, присутствие только мешает ему заниматься своими обычными делами.
– Согрелась? – спросил Леня и потер ей плечи своими огромными ладонями. – Растереть тебя?
– Спасибо, мне уже совсем не холодно. Спасибо.
Она знала, что если она будет держаться вежливо и по-взрослому, он, может, больше не будет к ней прикасаться.
Леня засопел.
Лия поняла, что если бы она согласилась, чтобы он растер ее, то он не сопел бы так громко и недовольно.
Потом она уже не знала, где лучше сидеть – здесь или в ночном дворе. По крайней мере, во дворе она бы не чувствовала такого неудобства, как здесь, – вдавленная в спинку кровати, в позе, которую боялась изменить даже легким движением, чтобы не привлечь к себе внимания. Там она хотела стать собакой, здесь – тараканом или мышкой, чтобы забиться под кровать.
Леня досмотрел матч.
И пошел на лестничную площадку.
И оттуда – наконец-то! – Лия услышала папин голос.
Правда, сначала забасил Леня, за что-то выговаривая папе, и она зажала уши руками.
Потом Леня вернулся и сказал:
– Иди, он очнулся.
И Лия шмыгнула за дверь.
Папа, опустив глаза, стоял на пороге.
Лия молча завела в квартиру велосипед и, не включая света, направилась в свою комнату.
Как была – в одежде, с нечищеными зубами и грязными коленками, улеглась под одеяло, накрыла голову подушкой и замерла.
Пусть думает, что она спит…
Пусть думает.
Но он так не думал!
Щелкнул выключатель, папины руки начали отрывать от ее лица подушку, и наконец ему это удалось.
– Лапа, – сказал папа, – лапа, прости…
И поцеловал ее мокрую, отнятую от глаз, руку.
Это была худший, самый страшный момент за весь день. Ведь Лия могла выдержать все – гастроном, троллейбус, обратную дорогу с остановками возле деревьев, кровь в сандалиях, сочувственные взгляды соседок, ночное сидение на скамье, холод, голод, жажду, прикосновение потных Лениных ладоней…
Она давно привыкла быть сильной. Но единственное, что могло выбить ее из этого упрямого состояния силы – вот такое «прости», и это нежное – «лапа», и…
И то, что за этими словами ничего, совсем ничего не стояло, ведь точно так же он говорил ей много раз, и в его глазах стояли настоящие-пренастоящие слезы. И тогда Лия – сотый или тысячный раз – чувствовала безумную любовь к папе. Потому что она была старше.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
