Мистер Галантер подошел к нему и протянул руку.
— Мы готовы, — сказал раввин на идише, пожимая протянутую руку с видимым безразличием.
— Отлично, — улыбаясь, ответил наш тренер по-английски.
Раввин окинул взглядом поле.
— Вы уже играли? — спросил он.
— В смысле?
— У вас была разминка?
— Да, конечно, мы…
— Нам тоже надо размяться.
— В смысле? — повторил мистер Галантер с озадаченным видом.
— Вы разминались, теперь мы разомнемся.
— Вы что, не разминались в своем дворе?
— Разминались.
— Ну так…
— Но мы никогда раньше не играли на вашем поле. Дайте нам несколько минут.
— Ну, вообще-то… — протянул мистер Галантер, — у нас не так много времени. По правилам каждая команда должна разминаться на своей площадке.
— Дайте нам пять минут, — настаивал раввин.
— Ладно, — решился мистер Галантер. Он больше не улыбался. В домашних играх он всегда старался начать как можно скорее — чтобы не дать нам «охолонуть», как он выражался.
— Пять минут, — повторил раввин. — Скажите вашим ребятам уйти с поля.
— В смысле?
— Мы не можем разминаться вместе с вашими ребятами. Скажите им уйти с поля.
— Ладно, хотя… — начал было мистер Галантер, но осекся. И задумался. Черно-белая масса игроков позади раввина стояла очень тихо, ожидая ответа. Я успел заметить, что Дэви Кантор ковыряет носком ботинка асфальт площадки. — Ладно, без проблем. Пять минут. Только пять минут, хорошо?
— Скажите вашим ребятам уйти с поля.
Мистер Галантер мрачно взглянул за пределы площадки. Вид у него был несколько растерянный.
— Все с поля! — крикнул он наконец не очень громко. — Им нужна пятиминутная разминка. Быстро, быстро! Не останавливайтесь, не опускайте руки. Двигайтесь! Покидайте-ка мячи за домашней базой. Живо!
Наши игроки разбежались с поля.
Черно-белая масса оставалась неподвижной позади проволочного ограждения. Молодой раввин повернулся к своей команде.
— Поле в нашем распоряжении на пять минут, — сказал он на идише. — Помните, зачем и для кого мы играем.
Затем он посторонился, и черно-белая масса распалась на пятнадцать отдельных игроков, которые быстро заняли площадку. Один из них, долговязый парень с волосами соломенного цвета и длинными руками и ногами, состоящими, кажется, из одних костей и острых углов, встал на домашней базе и начал отбивать подачи. Он пустил несколько легких мячей низом и сделал несколько свечек. Полевые игроки встретили его удары радостными криками на идише. Сами они действовали довольно неуклюже: пропускали низовые мячи и откидывали высокие, неловкие навесы. Я взглянул на молодого раввина. Он сидел сбоку на скамейке и читал свою книгу.
Позади заграждения было довольно много места. Мистер Галантер собрал нас там и велел перекидывать мячи.
— Держите мячи в воздухе! — приговаривал он, ударяя кулаком правой руки в ладонь левой. — Не рассиживаться на передовой! Нельзя недооценивать противника!
Но с лица его не сходила широкая улыбка. Теперь, своими глазами увидев команду, с которой нам предстояло проводить игру, он, похоже, не сомневался в ее исходе. Кинув мяч и ожидая, пока мне вернут его обратно, я сказал сам себе, что мне очень нравится мистер Галантер. Только зачем он все время пользуется военными словечками? И почему он все-таки не в армии?
Дэви Кантор подскочил ко мне, погнавшись за мячом, отскочившим от его ног.
— Убийцы, а? — ухмыльнулся я.
— Увидишь, — ответил он, пытаясь остановить мяч.
— Во-во.
— Особенно тот, кто отбивает. Увидишь.
Я одним движением поймал летящий ко мне мяч и мигом передал его дальше.
— И кто у нас отбивает?
— Дэнни Сендерс.
— Мне очень стыдно за свое невежество, а кто такой Дэнни Сендерс?
— Сын рабби Сендерса, — ответил Дэви, и глаза его сверкнули.
— Я впечатлен.
— Увидишь, — повторил Дэви и убежал со своим мячом.
Мой отец, отнюдь не питая любви к хасидским общинам и их маленьким вождям-раввинам, рассказывал мне о рабби Исааке Сендерсе и о том, насколько ревностно тот наставляет своих последователей в вопросах соблюдения еврейского Закона.
Мистер Галантер взглянул на свои наручные часы, потом перевел взгляд на поле. Пять минут явно истекли, но команда наших противников и не думала покидать его. Дэнни Сендерс был теперь на первой базе. Я обратил внимание, что его длинные конечности служили ему хорошую службу: в прыжке или в растяжке он был способен достать большинство самых неуклюжих мячей, летевших в его сторону.
Мистер Галантер направился в сторону молодого раввина, по-прежнему спокойно читавшего на скамейке.
— Пять минут, — сказал он.
— А? — поднял тот взгляд от своей книги.
— Пять минут прошли.
Раввин взглянул на поле.
— Довольно! — закричал он на идише. — Пора играть!
Затем перевел взгляд на книгу и продолжил чтение.
Его команда поперекидывала мяч еще минуту или две, после чего неторопливо покинула площадку. Дэнни Сендерс прошел прямо рядом со мной, все еще в перчатке первого бейсмена на руке. Он был гораздо выше меня, и черты его лица, в отличие от моих — достаточно обыкновенных, но пропорциональных, казались высеченными из камня. Нижняя челюсть и скулы были твердо очерчены, нос прямой и острый, полные губы выступали ступенькой из-под носа, образуя широкий рот. Его глаза были темно-голубыми, кустики волос на подбородке, скулах и верхней губе, а также коротко остриженная голова и развевающиеся пейсы отливали цветом песка — в отличие от моих, черных, волос. Он шел разболтанной походкой, сплошные руки-ноги, переговариваясь на идише со своим товарищем по команде и в упор меня не замечая. Я подумал тогда, что до чего же противен этот его хасидский дух превосходства и как же приятно будет обыграть сегодня его и его команду.
Судья, учитель физкультуры из общинной школы по соседству, вызвал на поле обе команды и, как обычно, швырнул в воздух биту, чтобы определить право выбора. Ее поймал — и почти выронил — кто-то из наших противников.
Во время быстрого обмена рукопожатиями Дэви Кантор подбежал и встал рядом со мной.
— Ну, что ты думаешь? — спросил он.
— Это куча задавак.
— Нет, что ты думаешь об их игре?
— Они безнадежны.
— Они убийцы.
— Да ладно тебе, Дэви, перестань.
Тот мрачно посмотрел на меня:
