Есть вкус к богемной жизни и своеобычным натурам, которому благоприятствует нонконформизм характера.
Жизненной силы мало; здоровье слабое.
Это гороскоп и соблазнителя, и соблазненного в одном лице. Мужское и женское начала, в постоянном равновесии и не противостоящие друг другу, придают как моральному, так и физическому силуэту объекта волнующую ясность.
Дон Жуан, загримированный под Макиавелли и попавший в собственные сети. Сила, скрывающая слабость, и слабость, скрывающая силу, взаимно меняются ролями.
Сильное обаяние, свойственное противоречивым натурам. Тем, что скрывают патетику внутренней жизни под известного рода гримасой, выдаваемой за улыбку.
Произведенные вычисления указывают на очень опасный период в апреле, мае и июне 1928 года; грядет очень серьезное событие, это вопрос любви и смерти.
Поэтому я советую в начале лета 1928 года отправиться в путешествие и остерегаться стран, находящихся под знаком Льва, особенно Франции». Невозможно не содрогнуться, прочитав такое.
Здесь уместилась вся жизнь Жана Гальмо, вся его потрясающая и плачевная авантюра, превратившая его в кумира целой страны и в того, кого травили и поносили все те, для кого непрерывной опасностью была его удачливость.
Удачливость? Или неудачливость?
Этот мальчик из приличной семьи, которого в Высшей нормальной школе готовили для занятий серьезной культурой и чьими первыми шагами в самостоятельной жизни были мастерски успешное участие в деле Дрейфуса[3]и в маленьком княжестве журналистов Ниццы; этот молодой журналист, который, в один прекрасный день женившись по любви, перековался в золотоискателя, в коммерсанта из колоний, в защитника туземцев и открыл в Гвиане, за тридевять земель от родной старинной провинции, несчастного и терпкого уголка земли, девственный лес, удушливые испарения каторги и ослепительные горизонты для осуществления своих мечтаний; этот худой бледный человек, ставший промышленным магнатом, акулой бизнеса и его заправилой, политиком, которого боялись и который вскоре, в ту самую, столь ожидаемую его врагами минуту, когда его сила ослабнет, докатится до самых низов социальной лестницы; этот неутомимый деятель, который, сорокавосьмилетним выйдя из тюрьмы, вернется в Гвиану, где его ожидает неслыханный триумф и где он решится начать заново и всю свою жизнь, и борьбу за туземцев, вдохновенно и любовно прозвавших его «папой Гальмо», когда внезапная, трагическая, подозрительная смерть положит всему этому конец…
Удачливость? Или неудачливость?
Промах гения.
Но сердце его не утрачено.
Его могила в Гвиане всегда в цвету. Девчушки восьми-десяти лет в память о нем приносят туда марципаны. Сюда приходят поплакать. Или помолиться. Эта могила всегда покрыта цветами, и за ней присматривают верные люди. Обожание, хранимое народом к «папе Гальмо», почти затмевает великую местную святую — святую Терезу Младенца Иисуса. Этот народ обманули. У него ловко стянули сердце Жана Гальмо. Подвергли каре сторонников Гальмо, тех, кто его любил. Они хотят стереть само его имя. Но там — там его никогда не забудут…
Почему?
Прочтите эту клятву.
КЛЯТВА
Клянусь вернуть Гвиане Свободу.
Клянусь вернуть гражданам Гвианы их политические и гражданские права, которых они уже два года как лишены.
Клянусь до последнего вздоха, до последней капли крови бороться за то, чтобы освободить моих чернокожих братьев от политического рабства.
Клянусь покончить со всевластием администрации, поставившей вооруженные силы на службу беззаконию, совершившей подлоги на выборах, в дни выборов прибегшей к террору в виде убийства и поджога, принудившей чиновников быть объектом выборов, и бравшей заложников, и бросившей в тюрьму лучших сынов народа, и, наконец, принявшей декреты и постановления, уничтожившие социальные права рабочего класса.
Клянусь покончить с экономическим режимом, превратившим Гвиану, страну золотых приисков, край баснословных богатств, в землю отчаяния, страдания и нищеты.
Я прошу Бога даровать мне смерть в борьбе за спасение моей родины, бессмертной Гвианы.
Клятву сию скрепляю собственной кровью.
Датировано 15 марта 1924 года и подписано: Жан Гальмо, депутат от Гвианы.
И Жан Гальмо остался верен своей клятве до самой смерти, и в самой смерти тоже.
II. ЖИЗНЕННЫЕ ДЕБЮТЫ
Как я уже сказал, когда я впервые увидел Жана Гальмо, он напомнил мне Дон Кихота.
Некоторые из его фотографий такое впечатление еще усиливают.
Но это не одно лишь физическое сходство; в моральном плане мое первое впечатление оказалось еще ближе к истине.
Дон Кихот.
За всю свою жизнь он доказал это бессчетное количество раз. Но уже с самых первых шагов, с первого появления на той сцене, которая называется общественной жизнью, Жан Гальмо бросается в борьбу за правду и справедливость.
И с самых первых шагов его жизнь расцветает в атмосфере романтической…
1900.
Вот уже десять лет Францию раздирают на части различные группировки. Альфред Дрейфус больше не на острове Дьявола, но он пока еще не вернул себе честное имя. Теперь у его дела легион сторонников, а ведь в 1894 году их вовсе не было… Но при этом они здорово рискуют. Общественное мнение, возбужденное неутомимой пропагандой правой прессы и по глупости своей уважающее то суждение, которое уже вынесено, по большей части настроено враждебно к тому, кого все еще считают предателем.
Процесс в городе Ренне, первые попытки пересмотра дела, приводят к парадоксальному результату: капитан Дрейфус признан невиновным в тех преступлениях, за которые был осужден; настоящим автором того нашумевшего бордеро, как предполагается, мог быть другой офицер — его имя названо, это майор Эстерхази; однако позор и осуждение капитана Дрейфуса остаются в силе, хотя пришедшее вскорости президентское помилование положит конец его страданиям.
