— Ничего, как-нибудь.
Трейвис покачал головой, словно уговаривая упрямого ребенка.
— Ты не можешь сейчас уехать.
— Увидим, черт побери! — ответила она, зная, что Лори Тайлер поморщилась бы, услышав жаргон, на котором разговаривала ее дочь.
— Послушай, Сейдж, не вижу причин, почему мы не можем насладиться праздником вместе, как планировали. Как друзья. Я хочу, чтобы мы остались друзьями.
— Иди к черту!
— Если ты не вернешься в дом, ты испортишь мамину вечеринку. За обедом все обратят внимание на твое отсутствие.
— Да мне плевать на обед твоей мамочки! — крикнула Сейдж. — Каждый год она подает одних и тех же пережаренных жестких цыплят. Да я бы не вернулась, если бы вся моя жизнь зависела от этого! Начнем с того, что это скучная, занудная вечеринка. Мне следует благодарить тебя, что ты дал мне подходящий повод сбежать отсюда!
Обеспокоенный ее криками, Трейвис бросил взгляд через плечо. Разодетые для приема гости бродили по роскошной гостиной, жуя предлагаемые официантами в белых пиджаках канапе и поднимая тосты с коктейлями за праздник и друг за друга.
— Сейдж, будь благоразумна. Я… я не собирался обсуждать с тобой это до окончания праздников… Но ты… Ты сама вынудила меня. Я не хочу, чтобы тебе было неприятно.
— Неприятно? Я чудесно себя чувствую! Теперь я могу наслаждаться Рождеством, не заботясь, одобрит ли гранд-дама из общества мой гардероб. Хотя мне и на это начхать.
— Не веди себя так, — взмолился Трейвис. Девушка удивленно подняла бровь.
— Как именно?
— Как распоясавшаяся хулиганка.
— Сначала ты назвал меня королевой дерби, потом сравнил с избалованным щенком, потом с дурочкой, не знающей своих собственных мыслей, а теперь я — распоясавшаяся хулиганка? И ты еще утверждаешь, что любишь меня!
— С тобой сейчас бесполезно говорить. — Трейвис тихо ругнулся и отвернулся. — Мама станет разыскивать нас. Увидимся в доме, когда ты немного успокоишься. — И в праведном гневе он прошел в зал.
— Не сбейся с дыхания, — крикнула Сейдж вслед.
Дверь была украшена венком, который Сейдж находила экстравагантным до вульгарности, как и рождественскую елку в гостиной. Куда подевались все санта-клаусы, сладости и мишура, которые обычно бывали у нее дома?
Девушка посмотрела на разряженное искусственное дерево, примостившееся как раз под ее окном. Огоньки, расположенные вдоль совершенных веток с точно выверенным интервалом друг от друга, начали терять очертания. Глаза заполнились слезами.
Когда гнев прошел, Сейдж наконец-то осознала весь кошмар того, что сотворил с ней Трейвис. Человек, которого она любила и который, как она верила, любил ее, отверг Сейдж.
Все, сказанное им, могло уместиться в четырех простых словах: «Ты мне не нужна». Девушка могла быть и милой, и страстной, и капризной, но отныне она ему не нужна. Ее жизнелюбие, как сказал Трейвис, было утомительно для него.
Сейдж обвила руками одну из шести белых колонн, поддерживавших балкон над верандой, и прижалась щекой к ее холодной шершавой поверхности. Что она скажет людям? Как сможет держать голову высоко поднятой, когда всем станет известно об этом? Все ожидали от нее только одного: замужества с человеком, который любит ее и которого любит она. Что же, ей это не удалось. Как и все остальное.
Как Трейвис мог так поступить? Сейдж любила его. Им было хорошо вместе. Неужели он этого не видит? Ей нравилось интриговать; что ж, Трейвис будет вполне заинтригован. Он упорно трудился — Сейдж могла быть прекрасным надсмотрщиком. Он был таким флегматичным, ему необходимо было что-то яркое в жизни…
Должно быть, Трейвис страдает временным помешательством. Он вернется. Безусловно. Это будет довольно скоро. Он будет ужасно скучать по ней. Без нее его жизнь будет похожа на жизнь его родителей: размеренная и бесцветная.
Когда он вернется с поджатым хвостом и гордостью, застрявшей костью в глотке, Сейдж не станет торопиться с прощением. Трейвис испортил ей праздник. Они должны были отметить его получение степени магистра, чего не смогли добиться ее братья. Трейвис и это уничтожил. Сейдж никогда не простит его!
Девушка утерла слезы. Еще ребенком, когда ее обижали, она предпочитала все отрицать и не выказывать свои чувства. Это часто вызывало смех. Если бы Сейдж была плаксой, ей было бы просто не выжить. Нет, братья не причиняли ей зла; и она сама умерла бы от стыда за собственные слезы.
Теперь ей оставалось только держаться, пока Трейвис не осознает совершенную им глупость. Девушка просто не могла представить, как вернется домой к своей семье отвергнутая и в слезах.
Прежде всего ей необходимо было выбраться отсюда. Геенна огненная прежде замерзнет, чем Сейдж вернется на вечеринку Белчеров. И помощи у них она тоже не попросит, хотя знает, что миссис Белчер с радостью выпроводит ее отсюда. Глубоко вздохнув и набравшись решимости, она повернулась к выходу… но, сделав всего шаг, она внезапно остановилась.
Он стоял, прислонившись к увитой плющом стене, частично скрытый сенью елки. Однако освещения было вполне достаточно, чтобы Сейдж хорошенько его рассмотрела. Даже слишком хорошо.
Он был высок и строен, даже стройнее, чем ее братец Лаки. Хотя его волосы были почти полностью скрыты широкополой черной ковбойской шляпой, надвинутой низко на лоб, Сейдж разглядела, что он был темным блондином. Длительное пребывание на открытом воздухе оставило глубокий загар на его лице, и на этом фоне ярким пятном выделялись пронзительно-голубые глаза, смотревшие на девушку с нескрываемым любопытством.
У него была твердая квадратная челюсть, означавшая, что с ним лучше не связываться лишний раз, и хорошо развитая мускулатура, оправдывающая вызывающую позу и независимый вид.
На нем была синяя ковбойская рубашка с круглыми перламутровыми кнопками. Джинсы были потрепаны донельзя. Носки его отороченных бахромой сапог были мокрыми и заляпанными грязью. Его единственной теплой одеждой в этот промозглый вечер был черный жилет. Он был распахнут, потому что мужчина засунул большие пальцы рук в задние карманы джинсов.
Ростом он был около шести футов и четырех дюймов, широк в плечах, длинноног, узок в бедрах — типичный техасец. «Нехороший мальчик»! Сейдж запрезирала его с первого взгляда, в основном из-за того, что он, казалось, вот-вот рассмеется над ней. Мужчина не засмеялся, но его слова вполне соответствовали ее подозрениям:
— Хо-хо-хо, веселого Рождества!
2
Пытаясь скрыть свое подавленное состояние, Сейдж гневно воскликнула:
— Кто вы такой, черт побери?
— Санта Клаус. Я отнес свой красный тулуп в химчистку.
Сейдж не нашла в этом ответе ничего смешного.
