ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Утро.
Я решил завести себе байбл. В него я буду писать все мои приключения. Хотя, приключений у меня а самом деле маловато, но будет, наверное, приятно перечитать все это когда-нибудь.
Итак, у меня было двое суток ремиссии. Старые дырки поджили, но некоторые воспалились. Надо завязывать шмыгаться чужими струнами и давать их кому попало.
Я так думаю, воспаляются они не из-за грязи, а оттого, что у меня вторая группа крови. А если у других торчков третья или четвертая — происходит какая-то реакция. Несовместимость, что ли? Не знаю, как это по науке называется.
Вчера я вырубил последнее, что мне не доставало. На помойке полукаличной нашлось несколько терок. Не знаю, почему мудила Казбек-Талыб Оглы (врач к тому же, как написано на личняке) их выкинул, но слава ему за это! И не лень ему было ставить на них все колотухи, а потом вышвыривать в помойку. Но именно на таких щедрых личностях и держится советская наркомания.
Сейчас нарисую на каждой по две банки салюта и пойду вырубать.
Вечер.
Пишу уже ширнутый. А хули? Компоненты есть. Тяги — хоть залейся. Да еще и четыре банки прилипло. Вот я и замутил.
Клочкед и Блим Кололей моим винтом остались довольны. Они уже съебались, падали вонючие, и увели с собой какую-то бабу. Баба хотела остаться, но они ее увели, я им это припомню.
Мыслей в голове — целый вагон. Они копошатся и разлетаются при моем приближении, но многие удается схватить за хвост.
Например: надо изобрести бактерию, которая из сахара, или какой другой поебени, делает винт. И запустить ее на хлебозавод. Она там все булки нашпигует винтом и все будут эти булки хавать и торчать напропалую.
Или: вместо эфедрина в салют добавлять первитин. Сколько бы мороки было меньше! И астматикам приятно. Приступ, там, они десяток капель примут — и прутся.
А вот еще: объявить конкурс «Лучший винт 88». Пусть каждый сварит по полста кубов. А жюри, во главе со мной, винт этот будет ширять и оценивать по стобальной шкале. У этого приход долгий, а у этого, как подушкой по башке. У этого таска клевая и долгая, а этот прет, и все без толку. И так по всем городам, где есть винтовые. А потом устроить показательные соревнования. Номинации такие: отбивание (на скорость), варка (На качественность) и самосад (тоже на скорость) и ширяние безмазового торчка (чтоб могли веняк найти где угодно). А победителю — бесплатная ширка в течение года.
Или вот: сделать кооператив. А в подвале гнать винт и запаивать в стекло. А на ампулах писать «дистиллированная вода», чтоб менты не доебались. И продавать дешевле, чем у барыг. Тогда все торчки — наши.
В общем, хуй с этими телегами, бабу хочется, аж жуть.
Интересно, почему когда втюхаешься, хуй сжимается до размеров наперстка, а ебаться хочется, как будто он стоит?
Надоело писать, пойду подрочу.
ВТОРОЙ ДЕНЬ
Утро.
Дрочил всю ночь. Кончил раза четыре. Устал, как сволочь. Вся постель пропиталась потом, хоть выжимай.
Жрать не хотелось, ширнул остатки вчерашнего, впихнул в себя бутерброд. Вроде получшело и голова прояснилась.
Надо идти добывать салют.
Вечер.
Только пришел. Жрать и спать не хочется. Сварил у Навотно Стоечко из двух своих фуфырей на его компонентах. Заныкал еще два и отщелочил стендаля.
У Навотно Стоечко постоянные стремаки, варить невозможно. Он бегает по квартире и ищет ментов в унитазе. Совсем съехал. Тусовка тоже стремная. Все наблатыканные, пальцы веером. Крутых из себя корчат. Им Навотно Стоечко винт торгует.
Винт получился хуиный. Резкий. Блатные вмазались, и довольны. Они же, мудаки, не въезжают в тонкости винтоварения и шурупопотребления. Им надо что бы в бошку ебнуло, а они и поперли буром.
Бабы были, но все разобраны. С блатными была такая телка! Пока варил, весь искончался. Но она сразу упиздюхала как блатные втрескались. А на другую у меня бы не встал.
Устал страшно. Пойду попробую поспать.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Утро.
Опять не спал. Видел все сновидные глюки. Описать их невозможно, такое наворочено, и все четко, будто в натуре происходит.
Помню, еду я на подаренном мне розовом «Кадиллаке» по Киеву и вижу аптечный ларек. Я знаю, что в нем из-под полы торгуют салютом. Выхожу из машины и ключи оставляю, причем чую, угонят ведь, но, думаю, успею. Но пока я у ларька тусовался, «Кадиллак» угнали. Я за ним бегу, а они в меня из «Калашей»! Я падаю, качусь, проваливаюсь в какое-то дерьмо.
Потом церковь под открытым небом, а на алтаре баба голая. Красивая, молодая, в соку. Я подхожу и ссу на нее. А поп кадилом машет, благословляет. Мы с ней ебаться только пошли, гроза. Ее похищают. А дальше такая муть, и не вспомнить.
