— Сергей Сергеевич, дорогой! Как я рад вас видеть! — зачастил он, почему-то подмигивая игривым, косящим к носу глазом. Завладев рукой Телятникова, человечек схватил ее обеими лапками и принялся трясти так, будто намеревался оторвать.
— Извините… — церемонно поднял брови Телятников. — Разве мы с вами знакомы?
— Нет, конечно нет, но это и неважно! Шепетуха, профессор Шепетуха, Семен Аркадьевич! — отрекомендовался носитель ватника, делая попытки обнять доцента. Убедившись в их тщетности и отпустив наконец его руку, он достал из кармана глянцевую с золотым ободком визитную карточку и протянул ее Телятникову. Сергей Сергеевич взял предложенный ему кусочек картона и прочел, что стоявший перед ним тщедушный Семен Аркадьевич был не только профессором и доктором наук, но еще и лауреатом государственных премий, и директором координационного центра по биоэквилибристике. Несколько подавленный обилием титулов и званий, Телятников положил карточку в карман и посмотрел на доктора наук и директора. На этот раз в косых глазах человека в ватнике ясно читались острота и живость ума, а на худом подвижном лице проступила печать значимости. Даже острый нос с розоватым кончиком странным образом свидетельствовал о неординарности его обладателя. Телятников сконфузился.
— Извините, с собой не ношу. Забыл, наверное, в кабинете… — Сергей Сергеевич хотел сказать, что в жизни визиток не имел, но постеснялся.
Обычно, представляясь, и будучи спрошен о роде занятий, Телятников отвечал просто — физик. Доцент кафедры общей физики — звучало не только длинно, но и как-то унизительно. В этом сочетании слов слышалось нечто школьно-будничное и общедоступное, в то время как в коротком «физик» заключалась ностальгия по тем временам, когда профессия эта была еще в почете. Несмотря на прочное положение и солидный стаж преподавательской работы, Сергей Сергеевич все еще не мог смириться с выпавшей ему судьбой и мечтал о всенародном признании своего таланта.
— Да полноте, батенька, полноте! — успокоил его профессор. — К чему вам визитки! Кто же не знает Сергея Сергеевича Телятникова! Ваше имя теперь у всего ученого мира на языке!
Услыхав такое, Сергей Сергеевич совсем растерялся и уже не знал, что и говорить. Впрочем, от него этого и не требовалось. Взяв инициативу в свои руки, профессор коротко сообщил, что в Москве пролетом из Торонто, что направляется на конгресс в Монреаль, где запланировано его сообщение по способам окисления микролептонов.
— А о вас, батенька, очень и очень наслышан и, не скрою, давно мечтал познакомиться! — закончил Шепетуха свою короткую энергичную речь. Подхватив доцента под ручку, он стал ненавязчиво прогуливать его в сторону проходной института. — И статейку вашу прочел самым внимательным образом, с карандашиком в руке! — говорил он, семеня и подстраиваясь к шагу Сергея Сергеевича. — Прелестная вещичка! Простая по форме, но какие же знающему человеку открываются глубины! Мне она, грешным делом, напомнила одну из первых публикаций Альберта, я имею в виду Эйнштейна. Да вам за одно это надо присвоить звание доктора наук! Вы ведь не против, если защита диссертации пройдет в моем институте? — Шепетуха снизу заглянул в лицо Телятникова и по его выражению понял, что доцент был не против.
— Вот и прекрасно, дайте мне только вернуться из Канады! А на костюмчик мой не обращайте внимания — ехал на дачу, дай, думаю, загляну, может, повезет познакомиться с Сергеем Сергеевичем! И правда повезло! — радостно рассмеялся директор координационного центра и тут же серьезно продолжал: — Порой так хочется поговорить с умным, знающим человеком! Устаешь от невысказанных гипотез — все равно как от отсутствия близости с женщиной!
Сергей Сергеевич был поражен смелостью и глубиной сравнения. «Какой яркий человек! Какой тонкий, изощренный ум!» — удивлялся он про себя, боясь в то же время пропустить хоть слово, сказанное Шепетухой.
— Творческая и сексуальная энергии — одной природы! — говорил меж тем профессор. — И то и другое увлекает, заставляет с интересом жить. Вы ведь занимаетесь единой теорией поля… Я не ошибся? — спросил он вдруг.
— Да, в некотором роде… — промямлил Сергей Сергеевич, не уставая удивляться прозорливости лауреата государственных премий. — Хотелось бы, знаете, прийти к каким-то общим закономерностям…
— Понимаю, ах, как я вас понимаю! — возрадовался Шепетуха. — Каждый ученый — да что там ученый! — каждый мало-мальски интеллигентный человек стремится построить единую картину мира и найти в ней свое место. Впрочем, поиск своего места, как и смысла существования, — это, пожалуй, чисто русский мазохизм!.. — Директор координационного центра замолчал, задумчиво посмотрел в затуманенную автомобильными выхлопами даль Каширского шоссе. — А знаете, пожалуй, красота действительно спасет мир! Я имею в виду красоту математических формул! Представляется мне, что мы, ученые, до конца еще не понимаем принципиальную важность элегантности и симметричности математических построений! Ну да к этому мы с вами еще вернемся, у меня для вас, можно сказать, заготовлен подарок! — Шепетуха интригующе зыркнул на шагавшего рядом Телятникова.
«Насколько верно и проникновенно он говорит!» — думал Сергей Сергеевич, наблюдая краем глаза, как в такт со словами у профессора двигались большие, поросшие длинным серым волосом уши. Мысли Шепетухи до мельчайших нюансов совпадали с тем, к чему пришел он сам, и от этого, и от загадочных обещаний у него легко и приятно кружилась голова. Меж тем, ведомый все так же под ручку, Телятников вдруг увидел себя отразившимся в стеклянной стене кафе «Мечта», что стояло как раз напротив института для искушения неокрепших еще в науках студенческих душ.
— Вы ведь, Сергей Сергеевич, не обедали? Так давайте зайдем, посидим, как белые люди, поговорим! — предложил Шепетуха. — Деловой ленч! Я на днях был в Париже, так там…
С этими словами профессор приоткрыл стеклянную дверь заведения и мягко, но настойчиво протиснул в образовавшуюся щель вяло сопротивлявшееся тело доцента. Сергей Сергеевич искренне противился и даже бубнил нечто об ответственности профессорско-преподавательского состава перед широкими кругами научной общественности, но шел, и делал это не без предвкушения ожидавшего его удовольствия. Неведомая сила влекла его в питейный зал, и очень скоро он, не то к радости, не то к ужасу, обнаружил себя сидящим в металлическом кресле за круглым мраморным столиком. Расположившийся напротив Шепетуха уже шептался о чем-то с наклонившейся к нему официанткой. Ее могучее, едва сдерживаемое слабой тканью халатика тело нависало над профессором, нарисованные красным большие чувственные губы улыбались. Ловкач профессор не терял времени зря и, диктуя заказ, то и дело запускал нескромный взгляд в открывавшиеся в разрезе кофточки глубины. Странным образом он изменился и, казалось, уже органически принадлежал этому ресторанно-буфетному миру московских стекляшек.
«Талантливый человек талантлив во всем», — не без зависти заключил Телятников. В нем вдруг проснулось нечто гусарское, этакое залихватски удалое, захотелось и самому приобнять красавицу за расплывшуюся талию и тут же выпить бутылочку мозельского на брудершафт. Долетавшие до него слова о селедочке под шубой и холодном цыпленке разжигали воображение и аппетит. Единственно странным было то, что профессор беспрестанно подмигивал и строил рожи, и в какой-то момент Телятникову вдруг стало грустно и даже подумалось: а не уйти ли… Но тут подали закуску, ветчинку ломтиками, со слезой, и возникшее было желание само собой испарилось.
