Он открыл встроенную в кузов грузовика дверцу отделения для инструментов и вытащил оттуда небольшую спортивную сумку, затем снова нырнул внутрь и извлек нечто напоминающее мягкий зеленый пластиковый конверт.
— Так, слушай сюда: раздевайся и кидай мокрые вещи в пакет, — он встряхнул зеленый конверт, и тот, развернувшись, превратился в большой пластиковый мешок для мусора, — можешь оставить его снаружи, я обо всем позабочусь. Как размундиришься, залезай в кабину (я там включил обогрев на полную катушку) и надевай всё сухое из сумки. Там и полотенце должно найтись. А пока ты прихорашиваешься, я погляжу, чего там с твоей машиной.
Мне пришлись по душе его четкие, подробные указания. Как раз то что нужно. Сам я в тот момент был совершенно не способен думать логически, однако все же сумел стянуть вымокшую одежду и запихать ее в мешок, как и было велено. Капельки дождя застучали по покрытой мурашками коже, и это помогло мне собраться и сфокусировать расползающееся во все стороны внимание.
В кабине на меня разом хлынули тепло и сильные ароматы апельсиновой кожуры и кофе. Витал тут и другой, едва уловимый запах — слегка прогорклый, так пахнут гниющие водоросли или старая машинная смазка. Я расстегнул молнию на сумке. На самом верху покоилось аккуратно сложенное полотенце. Я развернул его. Полотенце было огромное, пушистое и белое, посредине большими темно-коричневыми буквами шла надпись «Отель Гавана». Я насухо вытерся, а потом втиснулся в одежду. Простые черные джинсы и рукава зеленой в клетку фланелевой рубашки оказались мне длинноваты, но не так чтобы сильно. Серый жилет и тапочки из овчины подошли идеально.
Я откинулся на спинку сиденья, позволяя теплу пропитать тело до самых костей. Где-то сзади загремели цепи, послышалось лязганье крюка от подсоединяемого троса и шипение гидравлики. Трос натянулся, и грузовик чуть заметно вздрогнул. Я обернулся, прильнул к заднему стеклу и увидел смятый бампер своего пикапа. Зрелище было не из приятных, поэтому я отвернулся и прикрыл глаза. Через минуту-две мы тронемся в путь. Через пару часов я буду спать в мотеле. А завтра у меня, возможно, появятся бабки, чтобы за все это заплатить. Цыплятам придется самим о себе позаботиться. Интересно, найдется ли во всем Гернвиле такой доктор, который выпишет мне от гриппа перкодан?
Я уже стал погружаться в сон, как вдруг дверца отделения для инструментов со стороны водителя открылась, а потом с шумом захлопнулась. Джордж, юркий и плавный в движениях, проворно скользнул за руль. Пончо на нем уже не было. Он глянул на меня и отпрянул в притворном изумлении:
— Бог мой, даже не верю, что ты все-таки смертный, а не божество какое-нибудь! Сам невредим, а машина просто в лепешку. Бьюсь об заклад, в авторемонте тебя обдерут как липку.
Он был совсем не похож на призрака. Кровь и плоть. Рост чуть меньше шести футов, весит около 80 кило, стройный и подтянутый, самую чуточку не дотягивает до того, чтобы зваться каланчой. Теперь, когда он снял пончо, я разглядел, что одежда на нем такая же, как у меня — только штаны до того выцвели, что жирные пятна выглядели темнее остальной ткани, а серый жилет был усеян приклеившимися кусочками серебристой изоленты. Единственным заметным отличием между нами была обувь: на нем красовались высокие черные кеды «Конверс Олл Стар», классическая модель, я в последний раз видел такие на уроках физкультуры в старших классах.
Я промолчал, и он смерил меня пристальным, оценивающим взглядом — только тут я обратил внимание на его глаза.
Они были необыкновенной голубизны, цвета неба в знойный летний день, почти прозрачные; по временам они зажигались мягким безумным блеском, потом в них мелькало что-то такое дикое и необузданное, и на лице медленно расплывалась довольная улыбка — в этот момент его глаза на миг делались бесцветными.
— Башка-то как? Хочешь, заскочим к костоправу, пусть поглядит — может, чего в мозгах повредилось?
— Не надо, — выдавил я, — это все чертов грипп. Грипп-жрун. Надеюсь, ты его от меня не подхватишь.
— А ты уверен, что это не буйволиный грипп?
— Это еще что такое? — по блеску в его глазах мне следовало догадаться, что вопрос с подвохом.
— Ощущения такие, будто по тебе пробежалось целое стадо буйволов.
— Вот у меня как раз то же самое, и это только один из симптомов.
— Боже правый, — рассмеялся он, — звучит фигово. Но если к доктору ты не хочешь, как насчет лекарств? Таблетки, они на то и нужны, чтобы ничего не болело.
Я был от всей души с ним согласен, но вслух лишь осторожно произнес:
— Далековато отсюда до аптеки.
— Бардачок, — для верности он еще и головой кивнул в сторону бардачка. — Кажется там, в аптечке, был кодеин. Номер четыре. Понятия не имею, что означает эта четверка, но таблетки можешь взять.
Я и взял. Аптечка уже лежала у меня на коленях, открытая, а я всеми силами старался скрыть охватившее меня радостное возбуждение.
— Четыре, — объяснил я, — означает, что нужно принимать сразу по четыре таблетки, иначе оно попросту не подействует.
— Ха, вот уж никогда не думал! — усмехнулся Джордж. — Знаешь, что я тебе скажу: это и есть главная польза от шатания по миру и разговоров со всякими разными людьми — получаешь кучу знаний и начинаешь смотреть на вещи по-новому.
Он наклонился и сунул руку под сиденье. Целиком поглощенный разжевыванием кодеина, я решил, что он просто отвернулся из вежливости. Но когда он выпрямился, я увидел у него в руках черную бейсболку. Он нахлобучил кепку на макушку, надвинул до самых глаз. По тулье белыми буквами расходилась надпись: «Геи-нацисты за Иисуса».
— Ду и кебка! — мой одеревеневший от лекарства язык еле ворочался, а мозги так и вовсе закаменели. В кабине вдруг стало тесно.
— Это мне подарил парнишка, которого я буксировал в последний раз. Уэйном звали. Оттащил его от Энкор-Бэй до Альбиона. Он говорил, эта кепчонка хороша, чтобы завязать разговор.
— Впечатляет, — признал я, запихивая аптечку обратно в бардачок.
Джордж нетерпеливо дал по газам.
— Хотел поблагодарить тебя за сухую одежду и кодеин, — сказал я ему. — Денек был дерьмовый, но ты меня спас.
— Сам бывал в твоей шкуре, — сказал Джордж и еще прибавил газу. — Ну так что, каков план? Куда тебя везти и как быстро?
Я откинулся на спинку сиденья, не в силах бороться с усталостью. Сон, чертова кредитка, дрова, пропотеть, убытки — пока суть да дело, я успел составить программу действий, но теперь мог припомнить только отдельные куски.
— Отвези меня к Ичману, в Гернвиль. Если к утру я еще буду жив, то с остальным разберусь сам.
— Считай, ты уже в пути, — сказал он и потянулся к тормозам.
Я сдерживался как мог, но голос совести все же прорвался наружу. Джордж был добр ко мне, заботлив, человечен, а я собирался расплатиться с ним просроченной кредиткой. Даже в таком отчаянном положении я не мог позволить себе наколоть его.
