Итак, во времена Шаддама IV, императора из могущественного Дома Коррино, жил да был в далеком уголке Вселенной некий Дом Атридесов. Правда, с точки зрения Великих Домов, Дом Атридесов – это, строго говоря, вообще не Дом, а просто хотя и старинный, но захиревший род, представленный в начале семидесятых годов одним-единственным человеком – герцогом Лето Атридесом. Типичный провинциал с захолустного Каладана – ничем не примечательной планеты островов, разбросанных в океане, обиталища рыбаков и мореходов, – он ни у кого не вызвал бы интереса, если бы не существенная деталь: по материнской линии герцог Лето был правнуком родного брата Шаддама II, то есть доводился прямым родственником правящему монарху. А поскольку войны и вечная склока из-за власти изрядно прошлись по императорской семье и всему Дому Коррино, то это родство делало Атридеса первым принцем крови при дворе и, следовательно, желанным женихом даже для самых знатных невест.
Амплуа первого жениха Империи он сохранял за собой всю жизнь, до последнего дня, и, похоже, считал эту роль своим главным делом. Согласно данным Пандера Оулсона, этого Плутарха тех времен, герцог Лето (что подтверждают документы из Каладанского архива), особенно не таясь, убавил себе возраст, собственной властью скостив десять лет и сделавшись из сорокалетнего вновь тридцатилетним. Первым, но далеко не последним персонажем дюнной саги, он прошел по ее страницам, будучи гораздо моложе своих реальных лет.
Тщательно оберегавший свободу и молодость для грядущего блистательного союза, герцог Атридес слыл, по всем свидетельствам, человеком замкнутым и жестким. Собственную жизнь и жизнь своих близких он загнал в некое подобие военного устава, расписав весь домашний распорядок почти по минутам, и требовал неукоснительного выполнения. Пунктуальность его доходила до жестокости, и всякая вольность – опоздание к обеду или не в соответствии с этикетом поданный сервиз – сурово каралась. По воспоминаниям современников, подобных строгостей они не встречали и при императорском дворе. Но Лето Атридес, видимо, поставил задачей показать всему миру, что он-то как раз и есть настоящий, подлинный Коррино.
Именно такую цель он преследовал и в своей административной деятельности. Императорские указы, постановления и просто рекомендации каладанский Угрюм-Бурчеев вводил с фанатичным рвением, прибегая к суду и взысканиям. Пожалуй, как раз бесчисленными тяжбами с таможенными комитетами и рыбацкими гильдиями и запомнилась эпоха его правления, да еще, наверное, беспрецедентными мерами безопасности, сопровождавшими владыку везде, где бы он ни появился, – герцог постоянно опасался покушения на свою жизнь.
* * *
Детских или юношеских фотографий герцога Атридеса практически не сохранилось. По слухам, вступив в зрелые годы, Лето сам уничтожил все альбомы, зато имеется довольно много его парадных портретов. Судя по всему, герцог желал оставить о себе память как о мудром авторитетном вожде, который стал таковым сразу из пеленок, счастливо миновав стадии неразумного младенчества и беззаботной юности.
Увы, все доступные на сегодня его изображения скорее разочаровывают, нежели сообщают что-то интересное об оригинале. На них мы неизменно видим знаменитый атридесовский ястребиный профиль, ежик седеющих волос, затуманенный взгляд маловыразительных глаз, устремленный в неопределенную даль, и всегда великолепно выписанный мундир с положенными парадными регалиями. Все это, как правило, на фоне кораблей, корабельной утвари или всевозможного оружия – словом, салонный романтизм провинциального разлива. Взгляду предстает стареющий вельможа, безнадежно закованный в сознание собственного величия, – но не более того. Тщетна всякая попытка отыскать на этих полотнах свидетельства ума, черт характера или каких-то любопытных особенностей натуры.
Император, надо сказать, никогда не забывал о своем дальнем кузене. Даже если не слишком доверять писаниям принцессы (а впоследствии императрицы) Ирулэн о том, что ее отец питал к каладанскому герцогу почти отеческие чувства, то высочайшие симпатии все равно очевидны: не имея никакой государственной должности и будучи достаточно скромным по рангу, Лето Атридес, например, постоянно фигурирует в списках приглашенных на все мало-мальски значимые официальные церемонии – подобным вниманием могли похвастать немногие. В конце восьмидесятых Шаддам приблизил к себе Атридеса еще заметнее. Приискивал ли дальновидный монарх преемника, крылся ли за этим замысел грандиозной брачной сделки – мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Однако напомню, что к тому времени у Шаддама было пять незамужних дочерей и ни одного наследника мужского пола – появление в таком райском саду первого жениха Империи наводит на размышления. Суровый Атридес ни разу не проронил слова на эту деликатную тему, да и император тоже унес свои неосуществленные планы в могилу, а самая знаменитая из принцесс по странной прихоти судьбы вместо Атридеса-отца вышла замуж за сына.
Итак, в ожидании некого феерического взлета карьеры Вечный Жених так никогда и не женился, но закон позволял ему иметь наложниц, и наш ревностный поборник этих самых законов двадцать лет, до смертного часа, прожил с одной и той же женщиной, не дав ей своего имени. Леди Джессика, дама удивительной красоты и обаяния, одна из умнейших жриц ордена Бене Гессерит, мать будущего императора Пола Муад’Диба. Орден подарил ее герцогу на его сорокалетие; ей в ту пору было неполных шестнадцать. Действительно ли Преподобные Матери затевали какую-то хитроумную генетическую комбинацию или просто посчитали необходимым приставить на всякий случай смышленую девочку к многообещающему императорскому родственнику – неизвестно, почва для самых смелых фантазий тут велика. Но то, что леди Джессика сыграла в судьбе своего господина огромную, главенствующую роль – это непреложный факт.
В отличие от герцога Лето, снимков и видеозаписей леди Джессики – как протокольных, так и случайных, любительских – сохранилось довольно много. Кроме ее действительного редкого очарования, эти изображения со всей несомненностью выдают родство с Харконненами – удлиненный овал лица, высокие северные скулы, необычные светло-рыжие волосы, – в ее облике будто проступает память о земле предков, крае валунов, мхов, сосен и бесчисленных озер под серым, неприветливым небом. Но что поражает еще больше – это удивительное сходство с дочерью, с еще не рожденной в каладанскую пору Алией, которая, в свою очередь, еще больше, чем в мать, пошла в бабку, Эрику Харконнен, двоюродную сестру барона, в точности воспроизведя даже ее характерный, под прямым углом срезанный нос, а также атлетическую стать. Мать и дочь, Джессика и Алия, в полной мере унаследовали харконненский баскетбольный рост и ширину в кости, что всегда смотрелось контрастом рядом с хрупким, нервным сложением невысоких Атридесов.
Бог весть, любил ли Атридес свою подругу, было ли ему вообще знакомо это чувство, но Джессика была единственным человеком, к мнению которого меднолобый каладанский властитель не просто прислушивался, но очевидно не мог без него обойтись. Каким-то волшебством (как тут не вспомнить о чарах Бене Гессерит) леди Джессика овладела волей герцога и по мере сил направляла его поступки. Кроме того, несмотря на молодость, ее образованность, даже можно сказать ученость, а также посвященность в механику скрытых пружин высшего света часто помогали ему в принятии решений – известно, скажем, что большинство писем Атридеса к императору написано под ее диктовку. Несомненно также, что здесь существенную роль играла информация, поступавшая по каналам ордена.
