Главные ворота были открыты, и они вошли. Пространство внутри стен было вымощено кирпичом, которые так нагрелись от зноя, что воздух над ними дрожал. По правую руку находились ямы, куда бросали рабов. Эти подземелья внушали ужас, и со всем на то основанием. Гектору однажды показали, как там, внутри, — жуткое зрелище. Размерами и формой ямы напоминали большие печи для хлеба. Места там хватало для одного человека. Раба бросали в яму и закрывали крышку. Запертый человек сидел в этой горячей душегубке до тех пор, пока тюремщики не решали, что пора его вынимать, иначе задохнется. Иногда, впрочем, они предпочитали вынимать из ямы труп. Так рабов наказывали за строптивость.
Рядом с лестницей, ведущей к коменданту, стоял африканец. Его одежда из желтой в красную полоску ткани не скрывала могучих мускулов, а ростом он был не меньше шести с половиной футов. На голове у него плотно сидела черная треуголка, украшенная серебряным галуном и страусовыми перьями, а в правой руке он сжимал знак отличия, длинный, украшенный искусной резьбой жезл. В другой руке у него был изящный китайский веер, которым он обмахивался от жары. Часовой оценивающе, с ног до головы, оглядел двоих вновь прибывших. Его мясистое лицо покрывали шрамы, которые принято наносить в его племени, глаза с воспаленными белками были почти бесцветными. Решив, что посетители интереса и опасности не представляют, чернокожий демонстративно отвернулся.
— Вид у этого мерзавца внушительный, — негромко заметил Кук.
— Вероятно, он из племени акваму. Один из вождей. Им принадлежат окружающие форт земли… и они заламывают цену, когда своих соседей продают, — объяснил Гектор.
— У них-то есть чем торговать и кроме соседей. Взгляни-ка на эти зубки! — Кук углядел неподалеку груду слоновьих бивней. Его завистливый тон навел Гектора на мысль: уж не собирается ли капитан буканьеров ограбить форт. Но он тут же прогнал эту мысль прочь. У Кука слишком мало людей, чтобы решиться на нападение.
Гектор с Куком пересекли вымощенную кирпичом площадь. Людей вокруг почти не было, они заметили только туземного вождя и трех датских солдат. Расстегнув мундиры, солдаты отдыхали в тени арки. Дальше виднелись казармы, где размещался гарнизон.
— Любопытно посмотреть, где держат рабов, — сказал Кук.
Бараки для рабов находились прямо перед Гектором и Куком, за толстыми, окованными железом дверями в дальнем конце форта. Гектор раньше никогда не заходил туда, но боцман с «Карлсборга», человек опытный в работорговле, говорил ему, что форт хорошо оборудован для содержания живого товара. Выложенная кирпичом дорожка вела за внешнюю стену к воротам, открывавшимся на берег. Когда придет время грузить рабов, их скуют друг с другом цепями, проведут по этой дороге к берегу и посадят в шлюпки, которые доставят их на корабль. Гектор спрашивал, хватит ли для этого на «Карлсборге» шлюпок, и ему ответили, что местные рыбаки неплохо зарабатывают, предоставляя свои челноки для перевозки и нанимаясь в качестве гребцов.
Обитые железом двери были заперты. Рядом не нашлось никого, кто подсказал бы, куда идти дальше, поэтому Кук с Гектором просто поднялись по деревянной лестнице наверх и оказались перед настежь распахнутой маленькой дверцей. Войдя, они очутились в длинном коридоре, который тянулся вдоль почти всего здания. После ослепительного солнца снаружи глаза Гектора не сразу привыкли к глубокому сумраку внутри. Смрад, который Гектор чувствовал еще раньше, теперь стал таким сильным, что ему пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы его не стошнило. В стене коридора он разглядел очертания маленького зарешеченного оконца. Такие же оконца угадывались и в противоположном конце, погруженном едва ли не в полную темноту. Гектор остановился у оконца, посмотрел через частую решетку и понял, что заглядывает в темницу. С высоты дюжины футов было трудно различить, что творится внизу, но ему показалось, что помещение имеет площадь около пятнадцати квадратных шагов. Свет и воздух туда проникали лишь сквозь три крошечных окошечка в стене, под самым сводчатым каменным потолком. Освещался только дальний конец темницы. В ней было полно людей. Они сидели на каменных плитах, опустив головы и обхватив колени руками. Некоторым посчастливилось лечь. Обоняние подсказало Гектору, что отхожего места здесь нет. Он с удивлением подумал, как же их кормят и поят, при такой-то скученности. В скудном освещении различить отдельных людей не удавалось, они сливались в одну темную, бесформенную массу, в ковер из человеческих тел. Стояла жуткая тишина, которую нарушал разве что чей-нибудь кашель или стон. От этих людей веяло полной безнадежностью. Зрелище потрясло Гектора.
Лицо Кука было всего лишь в нескольких дюймах от его лица. Он тоже заглядывал в подземелье. На Гектора пахнуло его духами.
— Ого! Услада холостяка! — мечтательно произнес Кук.
Замечание буканьера сначала озадачило Гектора, но через мгновение он понял, что имеет в виду Кук. Несколько пленников подняли головы и посмотрели в сторону оконца. Гектор с трудом различил некоторые лица, блеск глаз. Тут были одни женщины. Темница для рабынь, которых скоро должны погрузить на корабль.
— De er alle solgt,[1]— произнес хриплый голос. В коридоре, в нескольких шагах от Гектора, стоял датчанин-тюремщик. Произнеся эту фразу, он несколько раз похлопал себя рукой по груди.
Гектор отступил на шаг от оконца. Из списка, доставшегося ему по наследству от второго помощника, он знал, что «solgt» значит «продано». Датчанин, видимо, подумал, что они с Куком — потенциальные покупатели, разглядывающие товар.
— Как вы кормите пленников? — спросил Гектор. Чтобы датчанин понял его, он указал на свой рот и пошевелил губами, как будто ест и пьет, а потом кивнул в сторону темницы. Тюремщик жестами изобразил, как берет нечто вроде лопаты, набирает на нее некий груз и просовывает между прутьев.
— Так же, как кормят животных, — пробормотал Кук.
— Kom![2]— Датчанин дал понять, что они должны уйти. Он проводил их до лестничной площадки и, когда они вышли, закрыл за ними дверь.
— Я видел достаточно, — сказал Кук, когда он с Гектором шел обратно через двор. Проходя мимо кузницы, они заметили, что там лежат не лошадиные подковы, а цепи и ножные кандалы. Кук остановился. На крюках висело несколько длинных и тонких железных прутов.
— Вот что он имел в виду, когда хлопал себя по груди, — сказал Кук. — Такой прут — тавро для клеймения. Я видел, как клеймят скот на Карибах. Когда раба продают, ему ставят клеймо на грудь, чтобы все знали, кто его новый хозяин. — Он умолк, как будто ему в голову вдруг пришла какая-то мысль. — Тот француз, твой друг… У него клеймо на щеке, если я правильно помню?
— Да, — ответил Гектор, — буквы «ГАЛ» — «галерник». Заклеймили, когда французский суд отправил его на королевские галеры. Но под загаром метка почти не видна.
— Может, он заглянет на «Месть» попозже вечером? В нашей команде есть один француз, он тоже бывший каторжник и по-английски почти не говорит. Он очень болен и, возможно, скоро умрет. Тоже гвинейская лихорадка. Ваш Жак сумеет хотя бы понять его последние слова.
