– Это просто, на всякий случай, – оптимистично предположил Франк. – Кенигсберг никогда не возьмут. Это же самая неприступная крепость в Европе.
– Ты бы видел сейчас эту крепость, – упаднически сказал Михаэль. – На берегах Прегеля – одни руины, от острова вообще ничего не осталось. Даже собор разрушен, одна стена с колокольней стоит.
– Думаешь, нас пошлют туда? – спросил Франк.
– Я не думаю, я знаю, – заверил Михаэль.
– Ну, ничего, отстоим Кенигсберг, – сказал Франк, – вернем Германии ее границы, и наступит перемирие.
– Оно никогда не наступит, – помотал головой Михаэль.
– Тогда победим! – чуть-чуть подтрунивая, махнул кулаком Франк.
– И только победим, – невесело согласился Михаэль и затянул:
Когда от алого восхода,
Угроза красная грядет,
Лишь трус к священному походу,
Страну отцов не призовет.
И фюрер, словно ястреб гордый,
Нас поднял кличем боевым,
И дух германский волей твердой,
Воспрянул шагом строевым…
И вот прекрасных и суровых,
Строй юных Зигфридов идет,
Где средь долин и гор сосновых,
Весенний эдельвейс цветет.
Младшие мальчики подхватили песенку всерьез, и все трое пошли в ногу. Когда они вышли на улицу городка и двинулись мимо газончиков с почтовыми ящиками, с другой стороны улицы им помахала женщина:
– Добрый вечер, солдатики!
– Хайль Гитлер, фрау Гретта, – хором ответили те и прошли, не останавливаясь.
– А как вы думаете, фрау Гретта еще замужем? – спросил Вильке.
– Вряд ли, – сказал Михаэль. – Все женщины ее возраста овдовели.
– Почему же все, – не согласился толстяк. – Моя мама – не вдова.
– Это потому, что твой старик – не солдат, – сказал Михаэль.
– Да, он врач.
– А мой отец погиб в Африке, – гордо сказал Михаэль.
– А мой пропал без вести в России, – грустно сказал Франк.
– А чего это тебя, толстый, фрау Гретта так заинтересовала? – разоблачительно улыбаясь, спросил Михаэль.
– Ну, во-первых, он не толстый, а полный, – поправил его Франк, – а во-вторых, фрау Гретта нам очень нравится.
Михаэль присвистнул:
– Во дают! Она же старуха.
– Она не старуха, а зрелая женщина, – снова поправил Франк. – Я сомневаюсь, что ей больше тридцати. Просто тяжело ей приходится одной с детьми.
– А сколько у нее?
– Двое, – ответил Вильке. – Мальчик лет шести и дочка, ей и двух лет еще нет.
– И чем это она вас так зацепила?
– А помнишь, мы на прошлой неделе участвовали в установке статуи? – спросил Франк.
– Меня тогда не было, нас возили в порт Пиллау, – сказал Михаэль, – для загрузки эвакуаторов.
– Но ты статую видел? – спросил Франк.
– Конечно, но я как-то особо не приглядывался, – сказал Михаэль и стал припоминать: – Ну, там такая баба гордая на одном колене и с кувшином на плече.
– Она – само совершенство, – мечтательно улыбаясь, припомнил Франк.
– И что, вы из-за нее втюрились во фрау Гретту? – засмеялся Михаэль.
– Нет, – серьезно ответил Франк. – Просто мы думали, на кого статуя похожа из тех, кого мы знаем, и враз решили, что на фрау Гретту.
– А мне кажется, что она блудница, – хитренько косясь, сказал Михаэль.
– Сам ты блудница, – обиделся Вильке.
– Тебе, толстый, лучше на меня не нарываться, – огрызнулся Михаэль, – ты все равно уже покойник.
– Не ссорьтесь, – сказал Франк, – враг у ворот.
– Ой, смотрите! Построение! – вырвалось у Вильке. – Влетит нам сейчас.
– Я лучше совсем не пойду, – сказал Михаэль. – Нас же никто не предупреждал. Может, я на кухне работаю.
– Побежали, Михаэль! – позвал Франк. – Лучше пусть покричат, чем наряд дадут.
– Не, – отмахнулся тот.
– Ладно, – сказал Франк, – тогда держи. – И подал ему вынутого из-за пазухи котенка.
– Я бы на твоем месте мне его не давал, – нарочито злобно ухмыльнулся Михаэль.
– Почему это? – удивился Франк.
– С ним может что-нибудь случиться, – ответил тот.
– Бежим же, Франк! – поторапливал Вильке.
– Баран! – бросил Франк Михаэлю, спрятал котенка обратно, и они рванули, на бегу поправляя форму.
Солдаты пересекли небольшой парк и, выскочив на площадь, встали в заднюю шеренгу. Раздались смешки товарищей.
– Кто такие?! – рявкнул офицер, стоявший перед строем и стремительно чеканя шаг, зашагал к опоздавшим. – Фамилии!
– Рядовой Бёме, господин лейтенант! – выкрикнул Франк.
– Рядовой Борген, господин лейтенант! – писклявым ломающимся голоском отчеканил толстячок.
Офицер оценивающе и свысока посмотрел на обоих.
– Смирно! – скомандовал он, на что весь строй вытянулся.
– Я сказал «смирно»! – закричал офицер на вновь прибывших.
Франк прижал одну руку к бедру, потом другую, но через секунду вернул ее к груди.
– Команда «смирно», – начал офицер, – означает, что руки нужно держать по швам. – Вам это ясно, рядовой Бёме?!
– Так точно, господин лейтенант! – ответил Франк и еще дважды опустил и поднял руку.
Офицер как-то странно тоскливо сморщился и спросил:
– Что у вас там, рядовой Бёме?
Франк, виновато поглядывая на него исподлобья, приоткрыл край шинели.
– Котенок, господин лейтенант.
Прокатились смешки.
– Отставить! – пресек их офицер, не меняя выражения лица, протянул к Франку руку в перчатке и за шкирку вытащил из-под его шинели маленький комочек слипшейся шерсти.
– Миа, – пискливо сообщил котенок, широко раскрыв розовую пасть с беленькими шипами клыков.
Вдруг офицер сунул его обратно Франку и стремительно зашагал вдоль строя прочь.
– Вот видите, – закричал он, – многие из вас все еще дети! – Выйдя на середину и встав лицом к солдатам, он продолжал: – Но в этот трудный час, когда над страной отцов нависла угроза, вы не имеете права быть ими. Это равнозначно предательству! Возможно, завтра наш фюрер призовет вас сражаться и умереть за свою великую нацию, плечом к плечу с вашими старшими товарищами. Мы знаем о героических подвигах, достойных нашей славной родины, которые совершили ваши ровесники в боях во Франции. Готовы ли и вы повзрослеть в один день и сделать все для спасения страны отцов?! Отвечайте, готовы?!
