Никого не повстречав, старик прошел мимо большого автокрана с тяжелой чугунной гирей, подвешенной к длинной стреле вместо крюка. Днем этот кран двигался вдоль расчищаемых проездов, обрушивая опасные участки стен. Пара экскаваторов ползла следом, разгребая обломки. В глубь развалины эта похоронная команда не углублялась.
Скелет черной стрелы с подвешенной гирей, причудливые очертания стен, такие же черные на фоне чуть более светлого неба — вот что ныне представляла собой когда-то шумная и освещенная в такую позднюю пору Регерштрассе, единственным пешеходом которой теперь был старик.
* * *
— Докладывайте.
Септимус и Карел на этот раз были вдвоем. Тот же кабинет. На огромной настенной панели тихо журчал ручей и слышалось жужжание шмеля — президент академии не любил пальм и всякой экзотики с девицами, предпочитая тихие безлюдные уголки северной природы.
— Как прошел запуск зонда?
— Прекрасно! Погрешность меньше десяти секунд.
— В какую сторону?
— В минус.
— ?
— Мы будем получать информацию о событиях чуть раньше, — пояснил Карел. — Но главная новость не в этом.
Септимус уже заметил едва скрываемое волнение своего ведущего инженера по хронопортации.
— Второго февраля 1943 года в 23.34 по местному времени Мюнхен подвергся налету английской авиации. Другими словами, через несколько часов после попадания туда утерянного объекта на город сбросили что-то около пятисот тонн бомб и зажигалок. Но самое главное, — голос Карела стал чуть ли не торжественным, — дом номер восемь на Регерштрассе — тот самый — полностью разрушен!
— Ну и что? — вяло поинтересовался Септимус.
— Объект завален сотнями тонн кирпича. Его начнут раскапывать не раньше лета сорок пятого!
— Что там происходит сейчас? И перестаньте называть книги объектом. Говорите просто — «книги».
— В данный момент, — Карел посмотрел на часы, — там утро третьего февраля. Еще тушат пожары и скоро начнут работать спасатели. Если в ближайшие день-два они не наткнутся на объе… на книги, то можно считать, что они, эти книги, уже не засветятся. К сорок пятому году содержащаяся на их страницах информация потеряет 99 % актуальности.
В это время дверь кабинета отворилась, и секретарь Септимуса сообщил, что пришел профессор Гараман из двадцать четвертого отдела. Со срочным, по его словам, делом.
— Это кстати. Пусть заходит.
В дверях, оттолкнув секретаря, появился сухой запыхавшийся старикан в желтой майке и розовых джинсах.
— Прошу прощения за внешний вид, но я прямо из дома.
— Что случилось, Гараман? На вас лица нет.
Септимус достал откуда-то из-под столешницы стакан, наполненный пузырящейся водой, и поставил перед пришедшим.
— Второго февраля, а также третьего, четвертого, пятого и так далее до двадцатых чисел на Мюнхен не упало ни одной бомбы! Того, что передает ваш зонд, молодой человек, — старикан посмотрел на Карела, — на самом деле не происходило. Вы понимаете, что это означает?
Он отпил из стакана и поочередно переводил взгляд то на инженера, то на президента. Повисла тревожная пауза. Новость сулила неприятности для всей академии.
— Давайте-ка поподробнее, — прервал молчание Септимус.
Гараман достал из штанов записную книжку и пощелкал кнопками.
— Вот, — потряс он пластмассовой коробочкой, — мне передали из архива час назад. Это хронология налетов на Мюнхен. Конечно, не всеобъемлющая, но тем не менее. Вечером второго февраля Британские Королевские ВВС работали по Дюссельдорфу. Правда, Мюнхен и еще Кассель были в тот день в списке возможных целей, но их очередь тогда не пришла по метеоусловиям.
— Стоп! — Септимус повернулся к Карелу. — А по вашим данным что выходит?
— Почти все то же самое, что нам рассказал уважаемый профессор. Но мы не только ознакомились с архивами, а еще просканировали переговоры с экипажами и расшифровали донесения метеорологов, в том числе подчиненных Адмиралтейству. Триста «ланкастеров» стартовали в 20.30 по лондонскому и взяли курс на Дюссельдорф. Но когда до цели оставалось полчаса лету, пришло сообщение о туче, неожиданно накрывшей город. Тут же последовал приказ идти на Южную Баварию, что они и сделали. И еще. Здание на Регерштрассе, 8, которое мы считали уцелевшим до самого конца войны и где в шестьдесят втором лежал известный вам шеститомник, оказывается, было заново отстроено в сорок девятом! Нас сбило с толку то обстоятельство, что дом восстановили с сохранением первоначального стиля. Как, впрочем, и всю улицу за некоторыми исключениями. Так что все похоже на правду.
— Так может, вы, вернее ваши сотрудники, что-то напутали, Гараман? И на самом деле все было, как говорит инженер? — спросил Септимус старикана.
— Не знаю, не знаю. Проверю, — пробурчал тот.
— Вот-вот. Проверьте. И вообще, хватит лазить по квартирам и музеям в закоулках прошлого и таскать оттуда предметы. Пользуйтесь информационными зондами, как все. Это же самый щадящий метод исследования.
— Мы, господин президент, действуем в строгом соответствии с законом и инструкциями. Вам прекрасно известно, что никаких объектов из прошлого мы не таскаем, а только создаем их точные копии в нашем времени. Что касается конкретно Шнайдера, то могу дать справку… — Гараман снова пощелкал кнопками своей записной книжки. — Вот, смотрите сами: все шесть книг сгорели в пожаре в 1963 году. Данные взяты из дневника одного из обитателей той квартиры. Так что мы хотели вытащить их буквально из огня.
— Ладно, ладно. — Септимус побарабанил толстыми пальчиками по столу. — Скажите-ка лучше, чем вас так заинтересовал этот экземпляр «Взлета и падения»?
Старикан щелкнул своей книжкой и засунул ее обратно в карман штанов.
— Там в одном месте есть интересные, не исключено, что даже сенсационные ремарки.
— Кто же автор?
— Пока точно не известно, но записи сделаны по-русски на страницах шестого тома. Вернее, они сделаны знаками русской стенографии. Но это не суть важно. Важно то, что их публикация может наделать много шума и перевернуть кое-какие устоявшиеся исторические факты с ног на голову. Но по вине техников, — Гараман недобро посмотрел на Карела, — боюсь, мы упустили этот шанс.
— Вы можете мне объяснить, Карел, — спросил Септимус инженера по перемещениям во времени, когда профессор Гараман удалился, — почему историкам доставляет наибольшее удовольствие именно переворачивание фактов с ног на голову? Не уточнение, а низвержение… Что?.. Не можете? Тогда ступайте работайте.
Когда Карел поднялся из-за стола и уже собирался уходить, Септимус привлек его внимание жестом руки.
— Да, и вот еще что, — он понизил голос, — постарайтесь при случае узнать, кто из русских имел отношение к этим книгам.
