За столом снова воцарилась тишина.
— Итак, — проговорил де Кастрис со странной задумчивостью, крутя на скатерти перед собой наполовину пустой бокал, — оказывается, ученый был когда-то героем.
— Нет, о господи, нет, — возразил Клетус, — просто безрассудным солдатом, вот и все. Если бы я тогда разбирался во всем так, как сейчас, я бы никогда не налетел на эту мину.
— Но вы снова стремитесь туда, где идут бои! — воскликнула Мелисса.
— Это правда, — ответил Клетус, — но, как я уже сказал, теперь я стал умнее. Я больше не хочу медалей.
— А чего вы хотите, Клетус? — подал голос Мондар с противоположного конца стола. Уже несколько минут он наблюдал за молодым офицером с не свойственным экзоту напряжением.
— Он хочет написать еще шестнадцать томов, — фыркнул Патер Тэн.
— Фактически мистер Тэн прав, — спокойно ответил Клетус Мондару. — Я действительно хочу закончить свою работу о тактических приемах. Только я обнаружил, что сначала мне придется создать условия, в которых их можно будет применить.
— Выиграть войну с Ньюлэндом за шестьдесят дней! — проскрипел Патер Тэн. — Я же говорил.
— Думаю, что быстрее, — Клетус спокойно наблюдал, как менялось выражение лиц у его собеседников.
— Должно быть, вы верите в свой талант военного эксперта, подполковник, — заметил де Кастрис. В его взгляде, как и во взгляде Мондара, появился интерес.
— Но я не эксперт, — возразил Клетус, — Я ученый. Это разные вещи. Эксперт — это человек, который знает очень много о своем предмете. Ученый — это тот, кто знает о нем все, что можно узнать.
— И все же это только теории, — заявила Мелисса, озадаченно глядя на него.
— Да, — повернулся он к ней, — но хороший теоретик имеет преимущество над практиком.
Она покачала головой, но ничего не сказала. Потом откинулась на спинку стула, не спуская с него глаз и прикусив нижнюю губу.
— Боюсь, мне снова придется согласиться с Мелиссой, — произнес де Кастрис. Его взгляд на мгновение затуманился, словно он смотрел не на своих собеседников, а внутрь себя, — Я видел слишком много людей, которые, не имея ничего, кроме теории, столкнувшись с реальным миром, были растоптаны.
— Люди реальны, — рассуждал вслух Клетус, — Оружие тоже… Но исход сражений? Политические последствия? Они не более реальны, чем теории. А опытный теоретик, привыкший иметь дело с нереальными вещами, манипулирует ими лучше, чем практик. Вы знакомы с приемами фехтования?
Де Кастрис покачал головой.
— Я немного знаком, — сказал Ичан.
— Тогда вам нетрудно будет понять тактику, которую я разработал, я называю ее тактикой ошибок. Ей посвящен тот том, который я сейчас пишу. Тактика фехтования заключается в следующем: начать серию атак, каждая из которых приводит к ответным уколам, так что возникает некая схема соединений и разъединений вашего клинка с клинком противника. Вы, однако, не стремитесь в результате какой-либо из этих начальных атак попасть в цель, но постепенно с каждым разъединением отводите клинок вашего противника чуть-чуть в сторону — так, чтобы он не заметил, что вы это делаете. Затем, следом за последним соединением, когда его клинок оказывается совершенно отведенным, вы наносите удар по абсолютно незащищенному человеку.
— Для этого нужен чертовски искусный фехтовальщик, — заметил Ичан.
— Конечно, — согласился Клетус.
— Да, — задумчиво произнес де Кастрис, ожидая, пока Клетус снова повернется к нему. — Кроме того, этот тактический прием, кажется, ограничен фехтовальной дорожкой, где все делается согласно установленным правилам.
— О, его можно применить фактически в любой ситуации, — возразил Клетус.
Все еще не наполненные кофейные чашки стояли на столе. Он протянул руку, подвинул к себе три из них и, перевернув вверх дном, выстроил их в ряд между собой и де Кастрисом. Затем потянулся к сахарнице, взял оттуда кусочек сахара и положил его на скатерть рядом с центральной чашкой.
Потом накрыл кусочек сахара чашкой и передвинул чашки, быстро изменив их позиции.
— Вы слышали о старой игре со скорлупками? — обратился он к де Кастри су, — Как вы думаете, под какой чашкой сахар?
Де Кастрис посмотрел на чашки, но ни к одной не протянул руки.
— Ни под какой, — предположил он.
— Быть может, вы поднимете одну из них — в качестве примера? — попросил Клетус.
— Почему бы нет? — улыбнулся де Кастрис.
Он протянул руку и поднял среднюю чашку. На секунду улыбка исчезла с его лица, затем снова появилась. На белой скатерти четко выделялся кубик сахара.
— По крайней мере, — отметил де Кастрис, — вы играете честно.
Клетус взял чашку, отставленную секретарем, и снова накрыл сахар. Он опять быстро передвинул чашки, поменяв их местами.
— Попробуете еще раз? — спросил он де Кастриса.
— Если вам этого хочется.
На этот раз де Кастрис выбрал крайнюю справа чашку, которая стояла прямо перед ним. Под ней снова оказался кусочек сахара.
— Еще раз? — предложил Клетус.
Он в очередной раз накрыл белый кубик и передвинул чашки. Де Кастрис поднял чашку в центре и опустил ее на стол с некоторым раздражением, увидев под ней сахар.
— Что это? — спросил он. Улыбка полностью исчезла с его лица. — Какой во всем этом смысл?
— Похоже, пока я контролирую игру, вы не можете проиграть, господин секретарь, — спокойно произнес Клетус.
Секунду де Кастрис пристально вглядывался в него, затем накрыл сахар и, откинувшись назад, перевел взгляд на Патера Тэна.
— А теперь ты передвинь чашки, Патер.
С натянутой улыбкой Патер Тэн встал и переместил чашки, но сделал это так медленно, что каждый сидящий за столом мог легко проследить за чашкой, которую поднимал в последний раз де Кастрис. Она снова оказалась посередине. Де Кастрис взглянул на Клетуса и протянул руку к чашке, стоявшей справа от той, которая, без сомнения, накрывала сахар. Его рука дрогнула, повисла на мгновение в воздухе, затем опустилась на стол. На его лице снова появилась улыбка.
— Ну разумеется. — Он устремил на Клетуса проницательный взгляд. — Не знаю, как вы это делаете, но думаю, что, если я подниму эту чашку, сахар будет под ней.
Его рука потянулась к чашке на противоположном конце ряда.
— А если я выберу эту, то он наверняка окажется именно здесь.
Клетус ничего не сказал. Он только улыбнулся в ответ.
Де Кастрис кивнул. К нему вернулась обычная самоуверенность.
— Очевидно, — продолжал он, — я могу быть уверен, что единственной чашкой, под которой нет сахара, является та, которая, как все предполагают, накрывает его. То есть та, что посередине. Я прав?
