— А ваш муж тоже разденется и ляжет в постель, — услышав храп, продолжала уже тише Мэл. — И вы поцелуетесь и обниметесь, и он будет прикасаться к вам повсюду, там, где ему понравится. И вам тоже это будет нравиться, вот увидите. А потом, когда он будет готов, муж ляжет на вас, а вы расставите ноги, и он вставит в вас свою штуку.
Я поняла, что она имеет в виду. Слабое, пугливое возбуждение всегда трепетало, когда я думала о таких вещах, и заставляло меня втайне пробегать руками по своим грудям, талии и бедрам.
— Как… А как он…
— О, госпожа Иза! Он станет твердым, понимаете, после всех этих поцелуев и прикосновений. И… и это немножко больно. Это разрывается ваша плева. Появляется кровь, как во время месячных, но если муж нежен, кровоточит лишь немножко. А я уверена, что такой прекрасный джентльмен, как господин Джон, будет очень нежным… И тогда вы становитесь настоящими мужем и женой, пока смерть не разлучит вас. И, говорят, соединитесь снова на Небесах. Я уверена, что мой муженек ждет меня… А теперь мы обе должны поспать.
Скоро Мэл и вправду уснула, но я некоторое время лежала, пока наконец не смогла удержаться и не попыталась почувствовать сквозь свою рубашку то, что будет чувствовать господин Джон. Страх и возбуждение все росли, хотя сначала я не осмеливалась делать ничего такого, что могло бы разбудить остальных. Но мне хотелось большего, и в конце концов пришлось тереть себя до тех пор, пока я не начала дрожать с головы до ног на краю какой-то бездны. А потом я почувствовала в этом месте жар и жжение и наконец уснула.
Ночью и вправду выпал снег, но к рассвету он прекратился. Ветер тоже утих, поэтому, хотя солнце не показывалось, путешествие от Харбороу оказалось приятнее, чем мы ожидали. И все-таки мы двигались довольно медленно. Мэл сидела за спиной человека сэра Эдуарда.
Мы решили не останавливаться в Нортхемптоне, чтобы прослушать мессу, хотя был праздник святого апостола Фомы.
Копыта лошадей простучали по мосту, ведущему в Фар Коттон. Мы были почти дома и называли деревни, через которые проезжали: Блэки Мор, Коллингтри, Роуд, повороты к Эштону и Сток-Брюерну. Мост, поворот к Алдертону, а потом дорога пошла от берега реки вверх, пока в угасающем свете мы не увидели церковь и крыши Холла.
Наконец мы свернули с высокой дороги и въехали в ворота, за которыми сразу увидели бежавшую через двор Джакетту.
«Она подросла», — подумала я.
Но лицо девочки было красным от слез. Услышав стук копыт, она повернулась и увидела нас.
— Иза! Маргарита! Джон и Лайонел отобрали у меня куклу! Они собираются ее сжечь!
Я подъехала к сажальному камню, чтобы спешиться, но Маргарита рывком высвободила ногу из стремени и соскользнула с лошади посреди двора. Джакетта схватила меня за руку и потащила нас туда, где за конюшнями громоздилась куча навоза. Мальчики развели костер из слишком сырых веток, так что он скорее дымил, чем горел, и верно — на верху костра была пристроена Игрейна, кукла Джакетты. Кукла, которая прежде была моей.
Я отвесила Джону оплеуху.
— Сейчас же убери ее оттуда, дрянной мальчишка! И никогда так больше не делай!
Он тоже подрос, но все еще был слишком маленьким, чтобы дотянуться до Игрейны, хотя огонь и не был сильным. Я оглянулась и увидела ветку, которую они еще не бросили в костер.
— Маргарита, подержи мое платье.
Та собрала в складки мои юбки и держала их в стороне от огня, а я наклонилась вперед и ухитрилась веткой выбить Игрейну из костра. Кукла покатилась вниз между хворостинок, я подхватила ее и отдала Джакетте, которая стала ее баюкать и целовать.
Маргарита схватила Лайонела за плечо и дала ему звучную пощечину. Тот попытался вырваться.
— Мы просто играли в колдунью Жанну д'Арк и герцога Джона Бедфорда, — объяснил он. — Джакетта слишком большая, чтобы играть в куклы. Я слышал, как это сказала моя мать. Джакетта скоро уедет.
— Все это не ваше дело! — ответила я.
Лайонел всегда слышал больше, чем следует.
— Как вы посмели воспользоваться именем великого герцога Джона, чтобы так жестоко поступить с Джакеттой?
Я оглянулась: та держала за руку Маргариту и шмыгала носом, уткнувшись в шляпку Игрейны.
— А теперь прочь отсюда, пока я не рассказала обо всем матери!
Мальчики повернулись на пятках и исчезли в прорехе изгороди. Уже почти стемнело.
— Госпожа Иза, — позвала со двора Мэл. — Где вы?
Я отряхнула юбки и выпрямила спину, уставшую за долгий день верховой езды.
— Иду, Мэл! Маргарита, у тебя пепел на носу.
— Что ж, а у тебя руки черные и подол, — хмыкнула она через плечо, вприпрыжку направившись через двор.
Я последовала за ней.
— Сперва умоемся или поздороваемся?
— Спроси Мэл, — ответила Маргарита, заворачивая за угол.
Мэл стояла наверху лестницы, и в свете факела, горевшего у дверей, я увидела, какая она усталая и сердитая.
— А теперь поторопитесь. Ее светлость в большом зале.
— Как она? — спросила я, переведя дыхание.
— Теперь у нее очень большой живот, и, судя по всему, она плохо спит.
Мы с Маргаритой переглянулись и заговорили в один голос:
— Сперва умоемся.
Леди, моя мать, сидела за столом в большом зале, перед ней были разбросаны бухгалтерские книги, а чиновник, господин Вутон, маячил за ее плечом.
— Нет надежды, что эти поступления из Франции вернутся… — говорила она, когда мы вошли.
Мы преклонили колени в дверном проеме. Свечи на столе мерцали из-за сквозняка. Леди грузно поднялась на ноги. Я взглянула вверх, продолжая держать голову склоненной в знак должного уважения, и увидела, что мать перестала хмуриться.
— Добро пожаловать домой, дочери.
— Мадам, я почтительно приветствую вас, — сказала я.
— И я, — произнесла Маргарита.
Моя мать шла такой тяжелой и медленной походкой, что Маргарет уже качалась от усталости, стоя на коленях, к тому времени, когда леди подошла к нам. Мы по очереди поцеловали ей руку.
— Levez-vous, mes filles,[6]— сказала она.
Когда мы повиновались, я обнаружила, что мои глаза теперь вровень с ее глазами. Леди поцеловала меня в щеку.
— Ты выросла, Иза. В Гроуби все хорошо?
— Да, мадам. Леди Феррарс почтительно приветствует вас и говорит: чтобы сделать вам приятное, сэр Эдуард и господин Грэй будут с нами в день святого Иоанна, если будет на то Божья воля, или днем позже.
Леди кивнула, а когда подошла, чтобы поднять Маргариту, та споткнулась и чуть не упала. Мать поцеловала ее.
