Последние слова Людера прозвучали как-то зловеще. Скорцени не мог поверить в то, что услышал. Людер смотрел на него, не отводя взора, щека его дернулась, как в нервном тике. Он наклонился вперед.
— Вы не знаете, что она сделала с Анной, эта ваша фрау Ким? — спросил он почти шепотом. — Помилуйте, штандартенфюрер, я не поверю, что все произошло без вашего ведома. Так мило все разыграно.
— Что разыграно? — резко оборвал его Скорцени и, поднявшись, подошел к окну. Закурил сигарету. За окном шелестел ветвями старинный красный вяз, с едва раскрывшимися молодыми листиками.
— Вы хотите сказать, что Анна лечилась у фрау Ким в Шарите? — он повернулся к фон Блюхеру. — А с какой стати? Она всегда была совершенно здорова. Я отлично помню, что до самого того момента, как мы перестали с ней встречаться, она сохраняла здравый рассудок. Как получилось, что она заболела? Когда это произошло? И почему вдруг она решила лечиться у фрау Ким? Я даже не допускаю мысли, что если бы она лечилась в Шарите, я ничего не знал бы об этом. Если не Ким, то профессор де Кринис наверняка сообщил бы мне, что с Анной случилось такое несчастье. Скорее всего, именно он занимался бы со столь важной пациенткой. Ведь Ким все это время не занималась психическими расстройствами, она сосредоточилась на операциях. И занималась в основном с ранеными. Тем более, что Шарите госпиталь военный, он относился к нашему ведомству. Разве у Анны было ранение головы? С какой стати она оказалась у фрау Ким, да еще в клинике Шарите, находящейся в ведомстве СД? Кто ее направил туда? Это не могло произойти случайно.
— Конечно, случайно в психиатрические больницы, тем более к таким специалистам, как фрау Ким, не попадают, — произнес Людер с грустной усмешкой. — Попадают по поводу. И не без посторонней помощи. Хочу сказать сразу, — он как-то странно дернул головой, — все происходило в мое отсутствие. Вы знаете, я с тридцать девятого года в армии. Хуберта к этому времени также не было на вилле, он уже уехал в Берлин. Всем занимался отец, но умер в прошлом году, болезнь Анны сильно повлияла и на его здоровье. Могу сказать только то, что известно лично мне. В основном из отцовских писем. Вы знаете, я некоторое время лелеял мысль о том, чтобы поквитаться с вами. Хотел поехать в Берлин и спросить вас, чем помешала Анна? Ведь она отошла в сторону. Конечно, не сразу смирилась, но потом наверняка бы отвлеклась бы от вас и от вашей докторши, не стала бы чинить препятствий. Но вам было мало того, что вы ее унизили, предпочтя другую женщину. Вы ее убили. Точнее ваша докторша ее убила. Анна просто перестала быть человеком. По я отказался от этой мысли. С одной стороны, фронт начал рушиться, стало не до этого, к тому же, что я могу против СС? Ничего. Все ответы на все мои вопросы известны заранее. Меня раздавят как букашку. Даже теперь, когда Гиммлеру и всей вашей лавочке, вроде как пришел конец.
— Послушайте, капитан, — Скорцени сделал несколько шагов и остановился перед Блюхером, сцепив руки за спиной, — В некотором смысле ваше желание исполнилось, я перед вами, и можете задать вопросы. Точнее, уже задали. Но никаких, как вы говорите, готовых ответов у меня нет. Напротив, признаюсь, я потрясен тем, что услышал, — он отвернулся, прошелся по комнате. — Я был уверен, что жизнь Анны сложилась вполне благополучно. Мне она не мешала ровным счетом ничем. Да и никому не мешала. Наверное, надо было поинтересоваться раньше. Где находится Лина сейчас? Все еще в Шарите? Госпиталь эвакуирован?
— Сейчас она в Швейцарии, — ответил Людер глухо. — Когда я вернулся с фронта в январе, сразу постарался перевезти ее в безопасное место. Мне стоило больших трудов забрать ее из Шарите, пришлось подключить давние отцовские связи, действовать едва ли не через самого Кейтеля, хотя в общей обстановке, которая сложилась уже на тот момент, кому есть дело до какой-то сумасшедшей девицы, пусть даже и из уважаемой аристократической фамилии. Я отвез Анну в Швейцарию, надеясь, что ее смогут вылечить там. Но после первого же осмотра врачи дали мне понять, что рассчитывать на успех вряд ли приходится. Вы говорите, что готовы ответить на мои вопросы? Так ответьте, господин штандартенфюрер, для этого, собственно, я и пригласил вас, ответьте перед памятью моего покойного отца, за что вы обрекли на безумие мою несчастную сестру? Принесли горе в наш безмятежный, веселый дом, где с тех пор, как Анна рассталась с вами, больше никто не слышал смеха и не был счастлив.
Людер попрехнулся, закашлялся. Тяжело поднялся, прихрамывая, подошел к камину. Плечи его горбились.
— Я уже говорил вам, что мне все эти семь лет ничего не было известно об Анне, — произнес Скорцени, помедлив. — Я не чувствую за собой никакой вины, так как лично никакого вреда не причинял, и даже не думал об этом. У меня хватало других забот и обязанностей. Ваши обвинения бсзосновательны. Что же касается фрау Ким, вы должны знать, сколь много она сделала для спасения раненых, которых часто считали безнадежными, скольким она вернула силы и здоровье, дала надежду на новую жизнь. Их невозможно сосчитать — сотни, тысячи. Я никогда не поверю, что из-за ревности, на которую вы намекаете, капитан, Ким могла свести счеты с женщиной, которая, по сути, и не была ей уже соперницей. Свести счеты таким страшным образом. Ким никогда не позволила бы себе использовать свои знания во вред человеку. Любому. Уж я-то знаю, поверьте. Мне не раз приходилось объясняться с шефом гестапо Мюллером по поводу ее щепетильности. К тому же пусть даже вам, как брату Анны, и неприятно это слышать, мои отношения с Ким были таковы, что если бы Анна оказалась каким-то образом в клинике Шарите и была серьезно больна, Ким бы сказала мне. Я в этом уверен. А теперь ответьте вы, капитан, кто же все-таки помог Анне оказаться в Шарите? Она лечилась там не под своей фамилией, как я понимаю? Верно? — он неотрывно смотрел на Блюхера.
Тот вздрогнул.
— Да, так, — ответил неохотно. — Наш семейный доктор убедил отца в том, что, если станет известно, будто его дочь лишилась рассудка, это отразится на общей репутации семьи. Вы знаете, как отец дорожил репутацией и фамильной честью. К тому же он был готов пойти на все, лишь бы Анну вылечили, под какой угодно фамилией. Он очень надеялся, это будет скоро. Она находилась в Шарите под девичьей фамилией матери, фон Венцлов. Анна фон Венцлов. Под этим именем она сейчас находится и в Швейцарии.
— И что, этот самый семейный доктор каким-то образом способствовал, чтобы Анна оказалась в Шарите? — догадался Скорцени.
— Да, — Блюхер наконец повернулся, на глазах его блеснули слезы. — У него там работал товарищ по университету. Они вместе учились у де Криниса, потом тот остался в Шарите у профессора в отделении. Фамилии его я не знаю, отец не сообщил мне ее в письмах. Знаю, что офицер, ведь в Шарите все врачи военные, у профессора на неплохом счету. Он взял Анну к себе, нашел способ. Отец был крайне ему благодарен. Он очень надеялся на де Криниса.
— Так, значит, этот врач взялся лечить Анну? Причем здесь Ким?
— Знаете ли, господин штандартенфюрер, — Людер скрестил руки на груди, вздохнув, — отец сам никогда не общался с этим доктором, он действовал через нашего семейного врача. Когда же стало известно, что положение только ухудшается, они сослались на то, что не имеют доступа к Анне, что теперь ей занимается фрау Ким. Мол, так распорядился де Кринис. Так и сообщили отцу. Кроме того, наш семейный доктор Мартин вообще сказал отцу по большому секрету, что фрау Ким не врач, она — ведьма. И она виновата в том, что происходит с Анной.
