Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
– Слышь, Леонид, а чего ты к Президенту не пошёл, когда он тебя в декабре вызвал? Глядишь, не было бы этого указа.
Звягин неторопливо проглотил ложку ухи, закусил хлебом и ответил так:
– Знаешь, я подумал: а зачем мы друг другу? Я без него проживу. Он без меня – тем более.
Майор Говорков, замполит батальона, громко фыркнул и расплескал уху.
– А если серьёзно? – настаивал Бояров, вызывая командира на откровенность. – Вон Зайцев пошёл, и всё тип-топ.
– Видишь ли, Саша, – Звягин потянулся к черпаку и подлил себе горячего варева, – я давно и, не побоюсь этого слова, пристально наблюдаю за внутренней политикой нашего государства. Это, конечно, не входит в число моих обязанностей. Более того – очень многим из тех, кто отдаёт мне приказы, хотелось бы, чтобы я вообще на подобные мелочи не обращал внимания. Но по-другому я не могу. И не умею…
Его монолог на некоторое время прервался, потому что лейтенант Кирилл Мазур захотел произнести тост за «тех, кто в сапогах». За братьев, тянущих солдатскую лямку, сам Бог велел выпить, и всем снова пришлось вставать, потому что за «братьев» пьют стоя.
– А мы ведь, получается, дембеля, – глубокомысленно изрёк Говорков после того, как все вернулись к своим мискам. – Вот уж не думал, что дембельнусь так скоро.
– Никто не думал, – буркнул командир первого взвода Давыдов. – Но вы не закончили, товарищ подполковник.
– О чём я?.. – наморщил лоб Звягин. – Ах да… В общем, я привык быть в курсе общей политики, потому что именно в ней вижу источник наших побед или поражений. И с какого-то момента политика, проводимая в жизнь нашим Президентом, перестала меня устраивать.
– Вот как? – удивился Бояров. – Ты никогда этого нам не говорил.
– Не говорил, – кивнул подполковник, – потому что не видел необходимости. До этого понимания каждый доходит сам. Или не доходит.
– Ясно. И чем же тебя наша внутренняя политика не устраивает?
– Хотя бы тем, что она направлена на разрушение государственности как таковой.
На несколько секунд за «командирским» костром воцарилось молчание.
– Эк ты его, – пробормотал наконец Бояров. – Сильно сказано, Лёня. Придётся обосновать.
– Сейчас обосную, – Звягин отставил миску с остатками ухи. – Меня с детства учили, что государство может существовать только тогда, когда его граждане не отделяют себя от своей собственной страны. В основе любого проявления сепаратизма лежит прежде всего мысль о сепаратизме, то бишь внутренняя готовность человека отделиться, играть по другим правилам. Это на более высоком уровне осознания придумываются идеи и лозунги: суверенитет, самоопределение, национальная гордость, «Аллах, акбар!» и «С нами Бог!». Так вот, власть наших «демократов» сумела за эти последние годы выдвинуть мысль о сепаратизме на передний план. Это было им выгодно. Остаётся выгодным и поныне. Тоже ведь способ управлять: одни озабочены вопросом самоопределения, другие лелеют «имперские амбиции», все вместе – при деле. Выгодны новой власти оказались и локальные войны. Под благовидным предлогом можно такой куш сорвать, что всяким чурбановым и не снился. Они не понимают только одного: раньше или позже государство от их усилий рухнет, и тогда пострадаем не только мы, но и они. А я это понимаю, потому и не хочу быть соучастником, и как следствие – виновником разрушения моей страны.
Сидящие за командирским костром задумались, переваривая услышанное.
– Усложняешь ты всё, Леонид, – высказал Говорков своё мнение. – Всё они понимают, но спрыгнуть до катастрофы надеются – вот и весь их секрет. У них ведь уже и паспорта выправлены, и виллы в Испании прикуплены, и счета в швейцарских банках открыты, и дети по западным школам пристроены. А на Россию им наплевать. И всегда было наплевать. Вырастили комсомольцев-ленинцев.
– Это ты как раз усложняешь, – не согласился Звягин. – Точнее говоря, ты вместе с нашими «комсомольцами-ленинцами» поверил мифу о всесилии длинного бакса.
– Это ещё что за фигня? – встрепенулся Бояров.
– Есть такой миф, – сказал Звягин, жестом показывая, что кружка у него опустела и требуется добавить. – Создан советским идеологическим аппаратом. Чтобы всякий советский гражданин знал: за бугром тот прав, у кого баксов больше, а все остальные – дерьмо. Мол, у нас система справедливая, потому что о всяком гражданине заботится. А у них – несправедливая, потому что только о толстосумах. Сильно нам по этому поводу мозги загрузили. Так загрузили, что некоторые верят до сих пор, будто это правда.
– А что, разве нет? – спросил Давыдов.
– Молодой ты ещё, Толя, – заметил подполковник без малейшего осуждения, – но этот недостаток со временем поправим. А пока сиди и слушай, что старшие товарищи говорят.
– И что же они говорят?
– А говорят они, что недолго иллюзию лелеять осталось. Когда до дела дойдёт, тут-то и выяснится, что идеология – это одно, а реальность – совсем другое. Много денег иметь за бугром действительно поощряется. Но только в тех случаях, когда ты доказать можешь, что эти деньги получены честным путём.
– А оффшорные зоны на что? – снова встрял Говорков. – А страны «третьего мира»? Там любую сумму отмыть можно.
– Отмывать можно всё, что угодно и сколько угодно, пока тебя терпят. А вот когда терпеть перестанут…
– Не понимаю, о чём ты.
– Объясню. Это сегодня русская мафия в представлениях Запада – горстка качков с интеллектом ниже обезьяны. Но не пройдёт и нескольких лет, как каждый русский вне зависимости от пола и возраста будет считаться русской мафией, бандитом. А к бандитам и отношение соответствующее. Придётся каждый доллар декларировать, объяснять, где и при каких обстоятельствах заработал.
– Не слушай его, Толян, – посоветовал Говорков Давыдову. – Он тебе лапшу на уши вешает, а ты его слушаешь. У нас главные бандиты – это те же самые «комсомольцы-ленинцы», которые сейчас по министерствам и ведомствам сидят, а их никто никогда не тронет, потому как фигуры политического значения. Только арестуй одного – их кодла в России такой хай поднимет, что атомная война цветочками покажется.
– Всё правильно говоришь, Савелий, – кивнул Звягин. – Однако не учитываешь маленькую деталь: России к тому времени уже не будет. И из политических фигур наши «комсомольцы-ленинцы» превратятся в рядовых эмигрантов, с которых и спрос совсем другой. Об этом я вам всем уже с полчаса втолковываю. Россия как целостное государство необходима не только нам, но и им. Но в отличие от нас они этого не понимают.
– Ну ты загнул, Лёня! – высказался Бояров. – Вдесятером не разогнуть.
– Я убеждён, – продолжал Звягин, – что самая главная опасность сейчас – сепаратизм. И не то самоопределение, о котором толкуют наши «вожди». А наша собственная безумная вера в то, что по отдельности будет лучше. Помнишь того пацана в Грозном?..
Сидевшие за костром украдкой переглянулись. Того пацана помнили все. Он почти ничем не отличался от десятков и сотен других пацанов – из Тбилиси или Нагорного Карабаха, из Вильнюса или Приднестровья. Для тех, кто сидел за костром, эти мальчишки, науськанные местными фюрерами на «борьбу за свободу», были врагами, и они относились к ним как к врагам: чтобы выполнить боевую задачу, приходилось и убивать, и калечить. Того пацана никто не убивал и не калечил. А запомнился потому, что был пацан русским, на дворе стоял всего лишь 92-ой год, а он вместо того, чтобы радоваться вместе с другими россиянами победе демократии, предпочёл сжечь себя на площади Минутка под лозунгом «Свободу – свободной Ичкерии». Это происшествие, которому не нашлось места ни в одном из выпусков новостей, потрясла Звягина и его товарищей. Потому что нелепая гибель русского паренька из Грозного означала только одно: безумие пришло и в Россию.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
