Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Он кивает и медленно садится. У него вид человека, решившего обойти офис и попрощаться со всеми перед повешением.
— Если кто-нибудь сегодня спросит, отчего умер Панкратов, сказать, что от разрыва диафрагмы, не значит погрешить против истины?
Временами мне кажется, что Маша Белан умело маскирует под юбкой что-то, что имеет вопреки расхожим представлениям о поле. Иногда, когда выдается свободная минутка, а у меня их хоть отбавляй, я задумываюсь о Маше. Справедливости ради нужно заметить, что я задумываюсь не только о ней, но и о других сотрудниках. Но Маша меня привлекает все-таки больше, она тот объект, который не поддается характеристикам. И вот, когда приходит очередь думать о ней, я задаюсь только одним вопросом: если женщина любима дома, регулярно занимается сексом и роль внизу ее все-таки устраивает, то откуда вот эти утренние гейзеры энергии? Я понимаю, после секса хочется петь и танцевать, но зачем танцевать на костях слабых мужчин? Или роль внизу не устраивает и эти энергичные разносы в семь утра — компенсация за нанесенный моральный ущерб ночью?
На Панкратова страшно смотреть. Его не интересуют глубинные размышления, подобные моим. У него нет для этого ни свободной минутки, ни мозга, который можно использовать в это время. Панкратов работает. Он хочет быть лучше. И однажды стать лауреатом премии «Лучший сотрудник рекламных компаний года». До этого момента, я уверен, пройдет очень много лет. Олег состарится, обрюзгнет, но до конца дней своих будет ходить по офису с испорченными рукой креативного директора черновиками и жаловаться на невостребованность свого уникального таланта. Он один из тех, кто убежден в наличии у себя оного таланта в связи с отбором удачи. Одним бог, по мнению Панкратова, дает талант, другим — удачу. Ему он дал талант и хреновых руководителей.
— Я не понимаю, что происходит с Марией Антоновной, — бубнит он, сворачивая и разворачивая черновики текстов. — Зачем эти придирки к запятым? Неужели для того чтобы пригласить на работу одного менеджера, нужно создать рок-оперу?
Я отхлебываю кофе и убеждаюсь, что со вчерашнего дня его вкусовые качества не изменились. Все тот же «Нескафе», выпив который на необитаемом острове, становится так плохо, что нет сил махнуть пролетающему над головой самолету. Я все утешаю себя мыслью о том, что минувшим днем у меня было плохое настроение или я просто перекурил. Оттого и кофе странен на вкус. Я говорю себе: потерпи, Женя, скоро в офисе поставят автомат с эспрессо, но приходит утро, Рогулин снова тянет с аппаратом, и я опять начинаю размешивать в чашке субстанцию, очень похожую на порошок для стирки коричневых вещей.
— Формально она права, Олег, — я улыбаюсь, но говорю сухо. Это лучший способ показать подчиненному, что ты начальник, не взбираясь при этом, однако, им на шею. — «Вижуэл» — единственная в Москве рекламная компания, которая известна всем. Наши растяжки на Никитской и Арбате, Ленинградском и Шаболовке, и ты скажи мне, старик, видел ли ты когда-нибудь под словом «Вижуэл» пояснение, что «Вижуэл» — это рекламная компания? Я видел, как Алсу с рекламного щита предлагает телефон: внизу, чтобы было понятно, написано: «АЛСУ, певица». Но «Вижуэл» — другое дело. Ты составил слишком длинный текст. А истина длинной не бывает.
Панкратов пьет кофе и сереет на глазах.
— Олег, ты когда последний раз занимался сексом?
— То есть?
— То есть ты уже даже не знаешь, что это такое? Я наблюдаю за тобой весь последний год, и мне кажется, что за все это время ты не испытал ни одного оргазма. Я дам тебе один бесплатный совет. Но если ты им не воспользуешься, больше ко мне не приходи, понял?
Панкратов ничего не понял.
— Сейчас же отправляйся в отдел корреспонденции и начинай клеить понравившуюся девочку. Ирочку и Верочку не тронь, они замужем. В принципе ничего такого в этом нет, но я не уверен, что после такого депресняка ты сверкнешь талантом обольстителя. Скорее твои попытки влюбить в себя будут напоминать желание кого-нибудь отодрать в отместку за неудачу с рекламой. А потому начинай с Эммы. Уведи ее в обед не в долбаный фастфуд, а в нормальное кафе с пельменями. Вечером проводи домой, и я уверен, что она предложит тебе посмотреть марки, которые собирала в шестом классе. Утром ты будешь выглядеть как человек, а не как выбравшийся из могилы труп… Простите, Леонид, это ничего, что у нас тут важный разговор?
Водитель, словно украдкой пробравшийся в мой кабинет, украдкой и исчезает.
Панкратов его даже не заметил. Его лицо от оценки масштабов того, каким образом придется лечить ущерб, нанесенный ежедневными придирками, меняется на глазах.
— Взять бы ее за шиворот и мордой об… — по глазам его я вижу, что он ищет в кабинете предмет, от соприкосновения с которым безупречный макияж Марии Белан пострадал бы сильнее всего. — Об батарею… Об эту, советскую, с секциями… Туда-сюда…
— Если собираешься мстить, рой сразу две могилы.
Он представления не имеет о способах выживания в корпоративной среде. Не исключено, что Панкратов добился бы большего, если бы занялся частным бизнесом, например организацией платной парковки. Но ему это не придет в голову, потому что Панкратов скорее умрет, чем начнет думать продуктивно.
— Все, Олег, твое время вышло.
Он поднимается и выходит. Сегодня его или заберут в милицию за изнасилование, или завтра он явится на службу другим человеком.
Его место занимает водитель Леня. Он один из тех, кто позволяет себе с разбегу садиться на стул в кабинете топ-менеджмента, поскольку бывший водитель ФСО, уволенный за пьянку, — единственный, кто знает, как объехать пробку на Кутузовском.
— Евгений Иванович, мы уже опаздываем.
«Иванович» он выговаривает правильно, не сваливаясь на «Иваныч». Сказывается служба. Там «Владимирычем» пассажира называть не будешь.
— А куда мы опаздываем?
— Ну, вы же с Рогулиным вчера договаривались, что он с утра в министерство лично, а вы на мне в «Адидас»… — и он замолкает, предоставляя мне право напрячь память.
А она у меня, что очевидно, ни к черту. Именно так мы вчера с Рогулиным, черт бы его побрал, и договаривались. И я уже должен быть в пути, а не пить кофе в кабинете.
— Но мы договаривались на десять, а сейчас девять, — я невозмутимо и даже недовольно выбрасываю в сторону руку, чтобы показать Лене золотые «Лонгинес». В ФСО он насмотрелся на такие вдоволь, поэтому я его не удивить хочу, а спросить, может ли быть такое, чтобы он за час не доехал до офиса «Адидас» на Воздвиженке.
Леня расстраивается, его очередная попытка стукануть Рогулину на заместителя сорвалась. Теперь, если он, лучший из водителей, опоздает, выволочка предстоит ему. Он огорчен: он видит мои прозрачные глаза и порхающую на губах улыбку. Мы оба знаем, что Леня не может избавиться от давней служебной привычки. Она зародилась лет пятнадцать назад, когда он понял правила охраны первых лиц страны, и избавиться от нее не может до сих пор. Леня стучит на всех, начиная от курьеров, заканчивая мной. Леня глубоко убежден в том, что слив информации главному укрепляет его реноме незаменимого водителя, который знает не только способы объезда пробки на Кутузовском, но и многое другое, что не очерчено его функциональными обязанностями извозчика. Леня сдает всех Рогулину, делает это, надо отдать ему должное, искусно, но всякий раз, когда он пытается выставить в дураках меня, его планы горят синим пламенем. Вот он опять попробовал и снова понял, что если к десяти он не успеет к офису «Адидас» на Воздвиженке, Рогулин будет об этом знать. Я никогда не сливаю подчиненных, но Леня Рылов — отдельный случай.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
