Так и сталось, ибо был он тотчас же убит.
Детство Иисуса
Тем временем Иосиф и Мария думали, как назвать сыновей. Первенца решено было наречь Иисусом, но какое имя дать второму, негласному любимцу Марии? В конце концов имя ему дали самое заурядное, но Мария, памятуя о рассказе пастухов, всегда звала его Христом, что по-гречески означает «Мессия». Иисус рос бодрым, веселым крепышом, а Христос часто хворал, Мария закутывала его в самые теплые одеяла и давала слизывать мед с кончиков пальцев, чтобы дитя не плакало.
Вскоре по прибытии в Египет Иосиф услышал о смерти царя Ирода. Теперь можно было безбоязненно возвращаться в Палестину, и вот все отправились назад, в дом Иосифа в Назарете, что в Галилее. Там дети и подрастали.
По мере того как время шло, рождались и другие дети — как братья, так и сестры. Мария любила их всех, но по-разному. Маленький Христос, как ей казалось, нуждался в особой заботе. В то время как Иисус и прочие дети, буйные непоседы, играли в шумные игры, проказничали, таскали фрукты из чужих садов, выкрикивали грубые слова и тут же удирали прочь, затевали драки, кидались камнями, заляпывали грязью стены домов и ловили ласточек, Христос льнул к материнской юбке и часами читал либо молился.
Однажды Мария пришла в дом к соседу-красильщику, взяв с собой Иисуса и Христа. Пока она беседовала с красильщиком, а Христос не отходил от нее ни на шаг, Иисус прошмыгнул в мастерскую. Он оглядел все чаны с разными красителями и в каждый обмакнул по пальцу, а потом вытер их о ткани, что лежали тут же, предназначенные в покраску. А потом подумал, что красильщик, чего доброго, заметит и рассердится, схватил весь ворох тканей, да и бросил их в чан с черной краской.
Вернулся Иисус в комнату, где мать его беседовала с красильщиком, увидел его Христос и молвит:
— Мама, Иисус что-то натворил.
А Иисус спрятал руки за спину.
— Покажи-ка руки, — велела Мария.
Тот протянул руки — а ладони-то все в краске, черной, красной, желтой, пурпурной и синей.
— Чем это ты занимался? — спросила она.
Встревоженный красильщик кинулся в мастерскую. Из чана беспорядочным ворохом торчали ткани, перепачканные и замаранные черной краской и другими тоже.
— Ох, нет! Вы только посмотрите, что паршивец наделал! — завопил он. — Все ткани перепортил — мне ж они в целое состояние обойдутся!
— Иисус, скверный ты мальчишка! — рассердилась Мария. — Посмотри, ты погубил все труды хозяина! Нам придется заплатить за ущерб — а как?
— Но я хотел помочь, — оправдывался Иисус.
— Мама, — вступился Христос, — я сделаю так, что ткани станут еще лучше.
Он тронул угол полотна и спросил у красильщика:
— В какой цвет полагалось покрасить эту ткань, господин?
— В красный, — буркнул красильщик.
Мальчик вытащил отрез ткани из чана — и оказалось, что полотно ровно окрашено в красный цвет. Так вынимал он одну ткань за другой, спрашивая красильщика, какой цвет ему требуется, и выходило по его слову: каждое полотно оказывалось превосходно окрашенным точно по надобности заказчика.
Подивился красильщик, а Мария обняла Христа и осыпала его поцелуями, радуясь праведности малыша.
В другой раз играл Иисус у брода за ручьем, вылепил воробушков из глины и рядком расставил. Проходил мимо благочестивый иудей, увидел, чем тот занят, и ушел, и все рассказал Иосифу.
— Твой сын не соблюдает день субботний! Знаешь, чем он занимается у брода? Дети у тебя совсем от рук отбились!
Иосиф бросился на поиски сына. Христос, слышавший негодующие крики иудея, поспешил следом за отцом. На шум сбежались и другие люди. Все добрались до места в тот самый момент, когда Иисус вылепил двенадцатого воробушка.
— Иисус! — воскликнул Иосиф. — А ну, прекрати! Ты разве не знаешь, что сегодня суббота?
Иисусу грозило наказание, но Христос хлопнул в ладоши, и воробьи тотчас же ожили и разлетелись. То-то изумились люди.
— Мне не хотелось, чтобы мой брат угодил в беду, — объяснил Христос. — На самом-то деле он — хороший мальчик.
Все взрослые преисполнились восхищения. Мальчуган был так скромен и вдумчив, не чета своему брату. Но городские дети больше любили Иисуса.
Поездка в Иерусалим
Когда близнецам исполнилось по двенадцать лет, Иосиф с Марией взяли их с собой в Иерусалим на праздник Пасхи. Они отправились туда вместе с другими семьями, и взрослых было достаточно, чтобы приглядеть за детьми. После праздника, когда все стали собираться в обратную дорогу, Мария убедилась, что Христос здесь, с нею, и спросила его:
— А Иисус где? Я его не вижу.
— Думаю, он с семьей Закхея, — отвечал Христос. — Он играл с Симоном и Иудой. Он мне сказал, что с ними и домой пойдет.
Так что пустились они в путь, и Мария с Иосифом больше о сыне не тревожились, полагая, что он под присмотром соседской семьи. Когда же настало время вечерней трапезы, Мария послала Христа к Закхею позвать Иисуса домой, и мальчик прибежал назад, вне себя от тревоги и страха:
— Его с ними нет! Он сказал мне, что пойдет к ним играть, но не пошел!
Мария с Иосифом искали сына среди родственников и близких, и расспросили все группы путешественников, не видели ли они Иисуса, но никто не знал, где он. Одни говорили, что в последний раз видели мальчика играющим у храма, другие — что слыхали, как он говорил, будто собирается на базарную площадь, третьи — что он наверняка с Фомой, или Савлом, или Иаковом. В конце концов Иосиф с Марией вынуждены были признать, что ребенок остался в Иерусалиме. Они увязали вьюки и отправились обратно. Христос ехал на ослике, потому что Мария беспокоилась, как бы он не устал.
Три дня обшаривали они город в поисках мальчика, но Иисуса нигде не было. Наконец Христос сказал:
— Мама, давай пойдем в храм и помолимся за него!
Поскольку они уже искали везде, где только можно, решено было, что стоит попробовать. Едва приблизившись к храму, заслышали они какой-то шум.
— Это наверняка он, — промолвил Иосиф.
И не ошибся. Священники застали Иисуса в тот момент, когда он писал свое имя глиной на стене, и теперь решали, как наказать безобразника.
— Но это же только глина! — оправдывался мальчик, отряхивая руки от грязи. — Первый же дождь все смоет! Я и думать не думал, чтобы нанести ущерб храму. Я писал свое имя в надежде, что Господь увидит его и вспомнит обо мне.
— Святотатец! — воскликнул священник.
И занес уже руку, чтобы ударить Иисуса, но тут Христос выступил вперед и молвил:
— Прошу прощения, господин, мой брат не святотатец. Он писал свое имя глиной, дабы обрели выражение слова Иова: «Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня?»[1]
