Если чело Линнет и затуманила легкая тень недовольства, когда она раздвигала портьеры, то это можно объяснить отвращением юности к спертому воздуху в старой спальне. Но теперь от досады не осталось и следа: она делала то шажок назад, то полшага на цыпочках вперед, вертясь перед зеркалом, которое алчно, как скупец, удерживало ее отражение.
Дело в том, что муж подарил ей платье, которое Линнет выбрала по своему вкусу, — они должны были отправиться на скачки в Замок Дор. Платье было из муслина бледно-зеленого цвета, с рисунком из бутонов роз. Ее шляпа идеально подходила к новому платью — широкополая шляпа с бледно-зелеными лентами, которые завязывались под подбородком. И зонтик от солнца тоже удачно сочетался с нарядом. Она наполовину раскрыла его, чтобы удостовериться в этом, но вовремя вспомнила, что раскрывать зонтик в комнате — дурная примета.
— Амиот!
Теперь сюда примешался и голос Деборы. Какая досада, что этот иностранный джентльмен выбрал именно день скачек в Замке Дор! Весь вчерашний день они с Деборой скребли и чистили, проветривали постельное белье, натирали старый неровный пол, орудуя мягкими щетками и используя пчелиный воск. Подойдя к окну, Линнет услышала раздраженный голос Деборы — сейчас он доносился из-за угла дома:
— Два шиллинга! Да это просто грабеж!
— Plaît-il?[4]
И тут Линнет догадалась, в чем дело. В это время года прибывали шхуны из Бретани, и юнг посылали на берег продавать связки лука, по цене, которая превышала стоимость лука в лавке по соседству. Точно так же было в сентябре прошлого года — именно в тот месяц она приступила к ведению домашнего хозяйства.
Впоследствии Линнет никогда не могла объяснить, почему она так быстро отвернулась от зеркала и проскользнула мимо двери большого зала, где звенели стаканы и ее старый муж выкрикивал: «Ату!», рассказывая компании какую-то охотничью байку. Она немного задержалась у двери, ибо, как хорошая жена, хотела удостовериться, что ее муж не хватил лишку, а затем спустилась по лестнице.
Линнет примерно представляла себе, что увидит за порогом дома, — городскую площадь, опустевшую, как всегда, в обеденное время; сегодня она была даже более безлюдной, чем всегда: народ потянулся на холм, где обычно проводились скачки. Фермеры и охотники, которые сейчас допивали бренди и докуривали сигары в зале «Розы и якоря», вскоре сядут в свои экипажи и отправятся на скачки, проезжая между зелеными живыми изгородями и попыхивая трубками, набитыми скверным табаком. Через какое-то время за ними последует и Линнет, сидя в ландо рядом со своим мужем, который обожал хвастаться женой. Ее имя значилось на афишах скачек: она должна была вручить кубок стоимостью в двадцать гиней победителю в скачках с препятствиями. Линнет два-три раза прорепетировала перед старым зеркалом жест, которым она будет награждать победителя.
Спустившись по лестнице, она вышла на крыльцо. На ступеньке руки в боки стояла Дебора и распекала молодого человека в залатанной синей матросской рубахе и штанах, пестревших заплатами. Штаны были слишком коротки, так что видны были голые лодыжки. На голове у него был берет, на ногах — деревянные сабо, за спиной — шест, на котором болталось пять-шесть связок лука.
— Нечестивец! Ступай-ка попроси два шиллинга у Папы Римского — нет, эй ты, вернись!
Торговец луком повернулся, собираясь уходить, как раз в тот момент, когда на пороге появилась миссис Льюворн. При внезапном окрике Деборы он медленно обернулся. Это был поразительно красивый парень с угрюмым выражением лица. У него были чудесные карие глаза, кожа сильно обветрилась от непогоды.
Ринувшись к нему, Дебора повернула его кругом.
— Посмотрите-ка, госпожа!
— О, какая жестокость!
На спине у молодого человека виднелось большое красное пятно, оно начиналось над лопатками и приходилось как раз под шестом с луком, рубаха в этом месте пропиталась кровью.
— Кто это сделал?
— Где ваш корабль?
— И вообще, как тебя зовут? — осведомилась Дебора.
— Амиот.
— Вот глупая! — вмешалась миссис Льюворн. — Он же тебе сказал это каких-нибудь пять минут назад!
— Сказал мне? Да я первый раз слышу! — возмутилась Дебора.
Миссис Льюворн стояла в смущении, положив руку на перила крыльца. У нее было странное ощущение, как будто что-то прорвалось из прошлого, дабы сплестись с тем, что произойдет сию минуту. Казалось, вся площадь притихла, словно вымерла.
— Амиот, — повторил торговец луком. — Амиот Тристан. — С минуту он размышлял над их вопросами, затем добавил на своем ломаном языке: — Со шхуны «Жоли бриз», из Бреста. Mais tenez, mesdames, le patron![5]
Гигантского роста мужчина нетвердой походкой вышел из бара, где дремал после выпивки. Он остановился, чтобы вытереть рот, потом взгляд его упал на торговца луком.
— Petit cochon! — взревел великан. — Pas un chapelet vendu! Attends seulement![6]— И он разразился потоком французских и бретонских ругательств.
Линнет немного понимала по-французски, но бретонский был ей неведом. Она резко повернулась к этому человеку:
— Весь его лук продан, я купила все связки. Но не вы ли сделали это? — Она указала пальцем, в то время как Дебора снова повернула молодого человека к ним спиной. — Если это так, то вы скотина!
Великан снисходительно улыбнулся, давая понять, что знает женщин.
— Эти парни, мадам, ленивые свиньи — все как один. Они понимают только кнут, иначе их ничему не научишь.
Раздался хриплый кашель, и из-за спины великана выглянул муж Линнет, Марк Льюворн, владелец «Розы и якоря». Ему было лет шестьдесят.
— Что тут происходит? — спросил он резким голосом. Тон у него был недовольный и не терпящий возражений. Увидев свою жену, он сразу же перестал замечать что бы то ни было. — Что тут происходит? — повторил он еще более резко. — Моя дорогая, разве я не просил вас совершенно определенно прийти и раздать сигары?
— А разве Дебора не раздала сигары?
— Это совсем не то. И я хотел, чтобы потом вы присели и отхлебнули глоточек из моего стакана. Рядом с моим местом было поставлено кресло. Это ваше платье — я заплатил за него кругленькую сумму. Что мое — то мое, не так ли? — обратился он к бретонскому шкиперу.
— Да еще если это такая прелесть, — согласился великан-людоед, отворачиваясь от него, чтобы окинуть плотоядным взглядом двух женщин.
Хотя миссис Льюворн старалась не смотреть на Дебору, следующие ее слова были обращены именно к ней:
— Я купила этот лук. Забери у него эти связки.
