Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Пока, правда, отказываться от привычной монеты люд не спешил. Но и Егор не торопился. Этот план был рассчитан на десятки лет, а то и на века.
Финансовая хватка однажды уже выручила Егора, когда в ответ на местническое зазнайство краковского князя Семена, урожденного Кубенского, он просто «высказал опасение» всем торговым конторам по поводу дел в Кракове — после чего заезжие купчишки потянулись в другие земли, а местные менялы резко зажали серебро в мошнах. Цены в городе тут же прыгнули вдвое, с работой внезапно стало плохо, продукты пропали… Народ через месяц возроптал, угрожая поднять князя Семена на вилы и поклониться императору за новым наместником. Однако Семен Кубенский успел примчаться первым, смирил гордыню и попросил у Егора помощи. После чего в Кракове так же внезапно все стало хорошо. Князь Семен, похоже, так и не понял, что именно произошло, но знатность Егора со своею больше уже не сравнивал.
Финансовая власть была секретной, ее вопросами Вожников занимался лично — три-четыре часа в день разбирая балансы казначейских отделений с их прибылями и убытками, общаясь с заезжими купцами и фабрикантами, слушая жалобы и просьбы, а заодно бережно выстраивая третью свою опору — производственную. Заматеревший Кривобок прислушивался к советам князя и с готовностью ставил все новые и новые опыты по выплавке железа и производству пушек. Вокруг него быстро разрасталась школа молодых розмыслов, с готовностью бравшихся за любые задачи. Усилиями азартных мастеровых вместо привычных домниц на Железном поле вырастали огромные домны высотой в десяток саженей, способные за день превратить в чугун сотни пудов болотной руды.
Для здешних мастеров чугун всегда был трагедией, бесполезным браком, но Егор знал, в чем хитрость, и посоветовал плющить его и продувать воздухом в раскаленной печи, выжигая лишний углерод. И дело пошло…
Следующим шагом, по замыслу Вожникова, предполагался перевод домен с болотной руды на железняк — и направленный в карман Кривобока один из золотых ручейков должен был решить этот вопрос всего за год или два. И тогда сталь в Империи станет дешевле дерева.
Четвертой опорой Егора была вера. Из далекого будущего Вожников вынес память о том, как религиозное противостояние может стать причиной жестоких кровавых мясорубок, и намеревался покончить с подобной перспективой на корню. Причем простым и надежным способом: наделить правом служить в церквях и мечетях лишь тех священников, что получат воспитание в семинариях и медресе Ярославля, создаваемых прямо сейчас под совместным патронатом римской курии, греческого патриархата и казанского муфтията. Ныне, когда и римский, и греческий патриархи оказались от императора в зависимости, создать единый духовный центр Егор надеялся без особого труда. В дальнейшем нести слово Божие должны будут лишь те, кто получит на сие великокняжеское разрешение. Для проповедников без лицензии «духовный центр» предполагался чуток подальше, на обледенелых северных островах — чтобы до невинных людей поганым словом не добрались.
Слово — оно ведь порою страшнее булата разить способно.
Пятой опорой должна была стать хорошая быстрая связь между различными краями и весями огромного государства… Но тут Егору продвинуться дальше ямских станций пока не удавалось.
В общем, даже простое перечисление всего, чего хотелось и что требовалось делать обязательно, дабы сохранить добытое, — и то выходило долгим и нудным.
А уж все это терпеливо исполнять…
К счастью, работы Вожников не боялся, строить умел и любил — иначе свою лесозаготовительную контору создать и сохранить ни за что бы не смог. А потому: взялся за гуж — не говори, что не дюж.
Заутреня — завтрак — прием в Посольских палатах челобитчиков и посланников — обед — послеобеденный отдых, в реальности посвящаемый делам тайным — выход к вечерне — прощание с боярами, отход к отдыху, половина которого тоже съедалась делами финансовыми и техническими, короткий сон и опять на каторгу — властвовать!
Радовало только то, что юная Империя мощнела на глазах, скрепляемая видимыми и невидимыми стяжками: клятвами преданности, перемешанными уделами, денежной и дорожной сетью, единством законов, мер и весов, общей печатной азбукой и общими правилами производства. В общем, Егор старался, как мог — вот только времени у него не оставалось даже на то, чтобы жене изменить. Хотя Елена все равно находила всякие поводы для своей неизменной горячей ревности.
В этой кутерьме Вожников уже к завтраку забыл и о портрете, и о Тамерлановом внуке, и о разговорах о баскаках — однако Елена, умница, памятку себе, похоже, сделала. И незадолго перед вечерней службой, когда Егор, наряженный в тяжелую, как латный доспех, и жаркую, несмотря на мороз, соболью шубу и расшитые валенки, в бобровой шапке и с высоким резным посохом из мореного дуба остановился на берегу Волхова, с завистью смотря на ребятню, что каталась по ледяному склону у далекого моста — сбоку к нему подкрались, допущенные охраной, три хорошо одетых седобородых татарина, двое из которых были в теплых мохнатых малахаях и тулупах, а один, самый молодой — в тюрбане с пером и толстом стеганом халате, обшитом шелковыми полосками.
— Это еще кто? — не понял Вожников, вопрошая по поводу странных просителей не столько самих татар, сколько свою свиту.
— Посольство правительницы Айгуль, мой возлюбленный супруг, — улыбнулась княгиня. — Ты ведь желал сегодня увидеть баскака, присланного ханом Улугбеком, внуком Тамерлана?
— Султан Улугбек шлет тебе поклон, великий князь, — низко поклонился татарин в тюрбане, — многие подарки и заверение в дружбе. Он наслышан немало о твоей мудрости и надеется найти в тебе своего единомышленника, вместе с которым сможет сделать наш мир добрее и красивее.
— Посол султана? — удивленно глянул на жену Егор.
— Посольских грамот не было, — тут же ответила Елена, которая следила за правилами дипломатического этикета со всей строгостью. — Токмо отписка от ханши.
— Я прибыл с просьбой, а не с посольством, господин… — поспешил сгладить щекотливую ситуацию татарин. — Ведь в нашем мире почти ничего не знают о твоей новой державе, великий князь. Неведомо нам даже, как к тебе обращаться.
— Нам тоже мало что ведомо о жизни в ваших краях, — сказал Егор. — Однако имя хана Улугбека кажется мне знакомым. Чем прославился твой повелитель?
— Он еще слишком юн, господин, чтобы обрести славу. Однако планы султана достойны восхищения. Он надеется возродить у себя в державе Дом Мудрости[3], основать в Самарканде, Гуджване и Бухаре медресе, в которых собрать самых великих мудрецов всего мира, построить обсерваторию.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
