— Миссис Эриксон, мы готовы вам помочь, — продолжил Деннис. — Когда мы видим, что раны и ушибы нельзя объяснить случайным падением, то обязаны поставить в известность полицию и окружной Департамент по делам матери и ребенка. Это не значит, что все заранее решено. Просто мы уверены, что причиной повреждений вполне мог быть другой человек. Понимаете, о чем речь?
— Да.
— Надеюсь, что вы также понимаете, что забота о вас — наша прямая обязанность. Мы должны знать, что вы и ваша дочь вне опасности. Уверен, вам хочется того же.
Она кивнула, не поднимая глаз. Защитные экраны опускались.
— Мы можем помочь вам справиться с проблемой.
— Нет у меня никаких проблем.
— Напрасно вы так считаете, — вмешался Люк.
Деннис бросил на него протестующий взгляд, в котором читалось: «Я справлюсь сам». Но Люк уже понял, что вряд ли. По не вполне понятным причинам жестоко избитая женщина предпочитала искать убежище в объятиях истязателя. Казалось, она взвалила себе на плечи чувства стыда и несостоятельности как неотъемлемую часть своей личности.
В комнате повисла безысходность. Наблюдая, как женщина нервно растирает пальцами ладони, Люк пытался понять: разве можно безропотно сносить побои и молчать? Какие силы заставили подчиниться чудовищу, избившему ребенка? Ее ребенка.
И в то же время она все-таки пришла в больницу. Значит, в глубине души умоляла о помощи. Размышления были прерваны сердитыми мужскими криками: ниже этажом, в вестибюле, разразился тирадой рассвирепевший супруг. Затем послышался оглушительный хлопок — чей-то кулак врезался то ли в стену, то ли в столешницу. Миссис Эриксон вздрогнула, учащенно задышала и побледнела от страха.
Кальдерон стоял на обочине тротуара перед терминалом и провожал взглядом «скорую помощь». По обеим сторонам дороги вспыхивали тормозные фонари перестраивающихся машин — поток транспорта расступался, как волны морские перед народом израильским. Наконец сирена затихла вдали, зевнув напоследок низким басом.
— Что это значит? Ты его упустил? — спросил голос в наушнике. Встроенная в мобильный телефон функция шифрования убирала слабые модуляции оцифрованной речи клиента, придавая словам неестественное звучание.
Кальдерон поправил закрепленный за правым ухом микрофон, свисавший на тонкой ножке.
— Мальчика на каталке забрала бригада медиков. Никакой возможности перехвата не представилось: вокруг полно охранников и полиции. Я был бессилен.
Он расстегнул черный пиджак. Заглушая уличный шум, прикрыл левое ухо ладонью. Воротник пиджака неуклюже возвышался на покатых плечах. Бицепс согнутой руки вздулся, как хорошо накачанная шина. Крепкое сложение Кальдерон унаследовал от отца — немецкого рыбака, чей дом в столице Гватемалы убирала за пятнадцать центов в день будущая мать, тогда еще совсем девчонка.
После семисекундной задержки, вызванной процессом шифрации, голос клиента послышался вновь:
— Он был жив?
— Да, но дышал с большим трудом. — Кальдерон отодвинулся подальше от шумной китайской парочки, которая препиралась меж собой на кантонском диалекте, а заодно и от трех видеокамер наблюдения, вмонтированных в потолок над багажным транспортером. — Служба безопасности аэропорта перекрыла все подходы, и я мало что увидел.
Воспользовавшись суматохой, Кальдерон присоединился к толпе зевак, следивших, как бригада медиков в голубых комбинезонах — с неуместно веселой, радужной эмблемой на груди — бежала рысью по обеим сторонам каталки с объектом их миссии. Носилки на колесиках проследовали через зал выдачи багажа со скоростью курьерского поезда, и ему удалось лишь мельком увидеть лицо в кислородной маске.
— А мальчик наш? Ты уверен? — спросил безжизненный голос в наушниках.
Функция шифрования не давала отчета, что оставалось за кадром. Тон клиентского голоса был непривычно высок, а отсутствие естественной человеческой интонации надежно маскировало источник разговора.
— Уверен. Мой человек на выходе подтверждает это, — сказал Кальдерон. — Кроме того, рядом с носилками была мать; описание соответствует фотографии. По ходу дела один из медиков забрасывал ее вопросами.
Он прикусил верхнюю губу. Под приклеенными усами начинало зудеть. Зато не доставляли неудобств остальные детали маскировки: заложенные за щеки импланты, округлявшие лицо, темные очки и парик, достаточно длинный, чтобы скрыть левое ухо, нижняя часть которого отсутствовала.
Небольшая группа туристов, увешанных фотокамерами, высыпала на улицу. Кальдерон отвернулся от прицела объектива беспрестанно щелкающей дамы, у которой знак остановки такси вызвал неподдельный интерес.
В ту же минуту какой-то смуглый молодой человек подтолкнул его в бок. Из наушников, болтавшихся на шее, доносилась музыка в стиле рэп. Правая рука псевдошофера инстинктивно дернулась к наплечной кобуре, встретив пустоту: оружие он оставил в багажнике.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем голос в наушниках осведомился:
— Ты знаешь, куда они поехали?
Разом несколько сигналов зазвучали нестройным хором.
— Судя по эмблеме на машине «скорой помощи», в Университетскую детскую больницу! — крикнул Кальдерон и, спохватившись, осмотрелся по сторонам.
Смуглый юноша пересекал улицу, направляясь к паркингу. В небрежной походке было что-то неестественное — как у актера, не успевшего освоить роль.
Порыв ветра закрутил пыльную воздушную воронку. Кальдерон запахнул полы пиджака.
Что-то определенно было не так. Тело всегда чутко реагировало на малейшие, незначительные для других изменения среды.
Левая пола казалась легче, чем обычно: не хватало нескольких десятков граммов.
Бумажник.
Кальдерон бросил стремительный взгляд вдоль улицы.
В сторону паркинга неторопливо шел человек. Смуглый человек.
ГЛАВА 3
«Не вздумай открываться! — гипнотизировала Меган Каллаген массивную металлическую дверь. — Я не готова!», понимая, что не будет готова никогда. Бесстрастное лицо и затуманенные голубые глаза словно говорили остальным членам команды: «Не мешайте мне, я собираюсь с мыслями».
Университетская детская больница, третья по величине среди педиатрических больниц в США, в отличие от большинства других медицинских центров Южной Калифорнии была оснащена всем необходимым для лечения детей в критическом состоянии. Больные, которых привозили на машине «скорой помощи», сначала поступали в отделение травматологии.
Всех сотрудников в последние минуты перед приемом одолевал легкий мандраж. Сьюзен, старшая медсестра, как фокусник, вертела в руках инструменты и пузырьки с лекарствами, выстраивая их на подносе из нержавеющей стали, будто солдатиков на параде. Медбрат, щеголявший с кольцом в носу, настолько огромным, что оранжевая прическа «шипы» впечатляла лишь особо наблюдательных, болтал без умолку. Анестезиолог с неизменно мрачным видом проверяла и перепроверяла снаряжение. И Меган, ординатор с трехлетним стажем, стояла неподвижно, скрестив на груди руки в перчатках, и взглядом сверлила видавшую виды двустворчатую дверь.
