Я резко открыл глаза, мое сердце колотилось, как будто я пробежал спринтерскую дистанцию. Пола уже крепко спала и тихонько похрапывала во сне. Я вылез из кровати. Отис попытался увязаться за мной, но я закрыл перед ним дверь спальни и прошел на кухню.
Стоя перед открытым холодильником, я прямо из пакета сделал большой глоток апельсинового сока. Мне нужно было на свежий воздух. Я пересек гостиную и вышел на балкон.
Ночь была теплая и душная, дышать было почти нечем. Наклонившись через перила, я глядел на оживленную Третью авеню, по которой ехали машины, и слышал, как мальчишеский фальцет Майкла Рудника повторяет: «Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!» — так отчетливо, как если бы он стоял рядом. Я и сейчас еще чувствовал на себе его тяжесть, помнил ощущение загнанности и страх тесноты, охвативший меня. Помнил тошнотворный запах дешевого одеколона — должно быть, им пользовался его отец.
Я вернулся в квартиру и запер дверь на балкон. В ванной я стал брызгать себе в лицо холодной водой. Мне вспомнилась статья в «Таймс», где речь шла о том, как некоторые люди блокируют травмирующие воспоминания детства, а потом, спустя много лет, неожиданно вспоминают эти эпизоды. И все же было трудно поверить, что подобное могло действительно случиться со мной.
Когда я ложился в кровать, Пола заворочалась.
— На балконе.
— Пошел глотнуть свежего воздуха.
— Да.
— Правда.
— Прости, что так вышло.
— И ты меня прости.
Но, честно говоря, я уже забыл, из-за чего мы ссорились.
Глава вторая
Пола приоткрыла дверь душа. Я не слышал, как она вошла в ванную, и этот звук резко и неприятно врезался в мои мысли.
— Я на работу, — сказала она.
— Подожди.
Я смыл с лица мыло и поцеловал ее. Накануне вечером вел себя как полный идиот и теперь хотел загладить вину.
— Не забудь, сегодня я веду тебя в ресторан. Отпразднуем твое повышение.
— Ладно, — сказала она. — Звучит заманчиво.
— Значит, я бронирую столик на семь?
— Лучше на половину восьмого. Я позвоню, если буду опаздывать.
Она еще раз попрощалась, и я прикрыл за ней дверь душа. Обычно Пола уходила на работу в районе семи, а сейчас было всего лишь что-то около двадцати минут седьмого. Я подумал, что она решила прийти пораньше, чтобы произвести лучшее впечатление.
Чтобы продвинуться, Поле пришлось очень и очень потрудиться: в течение трех лет по вечерам посещать бизнес-школу, чтобы получить степень, а потом лизать задницу и вкалывать как папа Карло, чтобы вскарабкаться по корпоративной лестнице. Я знал, как много значит для Полы ее переход на должность вице-президента, и твердо решил, что вечером устрою для нее достойный праздник.
Я ушел из дома примерно в четверть восьмого. Обычно я шел на работу одним и тем же путем — по Третьей авеню до Сорок восьмой улицы, потом направо — до Шестой авеню. Иногда — обычно в плохую погоду или в холодные зимние дни — я брал такси, но никогда не ездил общественным транспортом.
Я отпер магнитной картой входную дверь и без чего-то восемь вошел в свой офис. Прихватив со столика «трубу» для служебного пользования, я прошел по длинному коридору мимо комнаток секретарей в свой кабинет в отделе продаж.
На прежней работе в «Сетевых Стратегиях», где я назывался просто «агент по продажам», у меня был просторный угловой кабинет с великолепным видом на Ист-Ривер. Теперь, став «старшим менеджером по продажам» в «Мидтаун-Консалтинг», я ютился в тесной и душной комнатушке, единственным своим окном выходившей на заднюю стену соседнего здания. Мне не хватало своего престижного углового кабинета. Когда ты хозяин одного из самых больших и роскошных кабинетов в компании, к тебе и отношение особое. В коридорах и у автомата с водой люди тебе улыбаются и спрашивают, как ты провел выходные и смотрел ли какое-нибудь хорошее кино. Еще тебе могут предложить помочь с ксероксом или принести из кафе бутерброд и кофе. А тут никто ровным счетом не обращал на меня никакого внимания. Бывало, идя по коридору, я кому-нибудь улыбался, и человек в ответ смотрел на меня безо всякого выражения, как будто вообще меня не видел.
Я скоро начал жалеть о принятом мной семь месяцев назад решении оставить прежнюю работу. К моменту, когда мне сделали это предложение, я работал в «Сетевых Стратегиях» уже почти шесть лет и вовсе не собирался оттуда уходить. И тут всплыл этот «Мидтаун» с таким невероятным предложением: шестьдесят тысяч в год и большие премиальные. Обычно, когда мне звонили с предложениями работы, я вешал трубку, но тут попался на удочку.
Тогда я и не подозревал, что переход в «Мидтаун-Консалтинг» станет, наверное, самым неудачным шагом за всю мою карьеру.
Я проделал все то, что обычно делал каждое утро, — включил компьютер, проверил электронную почту и автоответчик, потом подошел к кофеварке и налил себе чашку кофе с тремя кусками сахара. Вернувшись обратно за стол, я вошел в «Лотос», чтобы узнать свой сегодняшний график. На сегодня не было запланировано никаких деловых встреч, мне только нужно было в первой половине дня сделать несколько важных звонков, среди прочих и звонок Тому Карлсону, финансовому директору, с которым я встречался накануне.
Я набрал номер Карлсона, ожидая услышать голос его секретаря, но после второго гудка он сам снял трубку.
— Доброе утро, Том, — начал я, стараясь придать своему голосу радужность и оптимизм.
— Кто это?
— Ричард Сегал, «Мидтаун-Консалтинг». Как у вас дела?
После продолжительной паузы он произнес:
— А, да.
— Отлично, у меня тоже неплохо, — отреагировал я. — Я, собственно, почему звоню: Том, вчера я не успел вам сказать, что мы можем скинуть еще два процента. А это значит, что, пока будет действовать контракт, ваша компания сэкономит дополнительно по меньшей мере двадцать, нет, тридцать тысяч долларов, а кроме того…
— Понятно… Но у меня пока не было времени все обдумать, — прервал он меня. — Я позвоню вам, как только приму решение, хорошо?
— Если вам что-то непонятно, Том, или если вы хотите получить дополнительную информацию, я с большим удовольствием…
— Разве вчера вечером я вам не сказал, что позвоню, когда буду готов принять решение?
— Да, но я решил, что обязательно должен вам сказать…
— Знаете, у меня такое чувство, как будто вы хотите уговорить меня сделать что-то, чего я не хочу, — сказал он, — и мне это не нравится.
— Мне очень жаль, Том, если у вас сложилось на мой счет такое мнение, — сказал я. — Но на самом деле…