— О нет. Мы только помолвлены. Собираемся пожениться следующим летом, двенадцатого июня.
— А-а-а… Долгосрочные планы! — Джереми отставил свой стакан и взял трубку. — Не возражаете, если я закурю?
— Пожалуйста.
Трубка задымила, наполняя комнату тонким ароматом голландского табака.
— Том очень обстоятельный и серьезный человек. — Крессида украдкой взглянула на собеседника.
— Именно так я и подумал. Сколько ему лет?
— Тридцать, а мне только двадцать два. Том считает, что самый лучший возраст для замужества двадцать три года. И к следующему июню он расплатится за дом и обстановку. Мы купили новый спальный гарнитур.
— Поздравляю. — Джереми ласково-насмешливо смотрел на девушку.
— Спасибо. Гарнитур из мореного дуба. Он понравился Тому. — Крессида вдруг с удивлением поймала себя на том, что откровенничает с человеком, которого видит первый раз в жизни.
— А вам? — невозмутимо спросил Джереми.
— А мне он так не понравился, что я убежала, — пожала плечами Крессида.
Брови Джереми Уинтера удивленно приподнялись. Он изо всех сил пытался сдержать насмешливую улыбку. Если бы он увидел этот спальный гарнитур, тяжелый и мрачный, как ночной кошмар, ему стало бы не до смеха. Когда Крессида вообразила, что все последующие годы жизни с Томом будут придавлены этой тяжестью, ее охватила паника.
— Я люблю Тома, — услышала она свой голос, — но наши вкусы не совпадают. Он поклонник викторианского стиля, а я…
— А вы?
— Я с ужасом представила себе, что мои дети будут зачаты на этой безобразной как катафалк огромной постели. — Крессиде стало невыносимо жарко, голова кружилась. Мимоза свернулась под боком клубочком, удовлетворенно мурлыча. Джереми молча улыбался. — Я люблю изящные, хрупкие вещи. Понимаю, это непрактично, особенно когда дело касается мебели. — Она сокрушенно вздохнула. — Я вообще несуразная. Люблю покупать цветы и подавать милостыню. Меня умиляет старинный склеенный фарфор, я не умею готовить, но Том сказал, что это поправимо, у него есть в запасе время до свадьбы, чтобы научить меня.
— Готовить? — вежливо уточнил Джереми. — Том, позволю себе заметить, похож на школьного учителя.
— О да, что-то вроде этого, — засмеялась Крессида. — Но он любит меня так сильно, что сильнее не бывает.
Крессида снова легла, вспоминая пресные поцелуи Тома. Вдруг ей захотелось плакать, потому что они с Томом разругались, что называется, вдрызг. Гордость не позволяла Крессиде вернуться обратно. Ситуация казалась тупиковой.
— Вы не та девушка, которая нужна Тому, — услышала она голос Джереми.
С какой стати посторонний человек берется судить, не зная ни ее, ни Тома? Крессида возмутилась:
— Как вы можете так говорить? Вы же не знаете ни одного из нас. Мы сами должны решить, подходим ли друг другу. Мы знакомы пятнадцать лет.
— Хорошо, хорошо, вы созданы друг для друга. А между тем вы находитесь в моей комнате. Что скажет Том, узнав об этом?
— О, он не должен узнать!
— Я не собираюсь рассказывать ему, а вы?
— Я не враг себе. Пожалуй, мне пора.
— Крессида, не уходите. Я хочу нарисовать вас. У вас правильные черты лица, я не могу упустить случая запечатлеть столь ошеломляющую красоту, эти утонченные черты лица, золотисто-карие миндалевидные глаза, губы цвета спелой малины, бледно-розовый румянец… — Он словно размышлял вслух, зачарованно глядя на Крессиду. — Мне хотелось бы слегка изменить вашу прическу, думаю, мы займемся этим на следующем сеансе.
— На следующем сеансе? — взволнованно переспросила она.
— Завтра, например. Когда вы почувствуете себя лучше.
— Но… где я буду ночевать?
— В этом доме, разумеется. Вы как раз та девушка, которую искала Арабиа. Или вы хотите спать с Томом в этой ужасной постели?..
Крессида растерянно заморгала, не зная, что сказать, и спросила первое пришедшее в голову:
— Мимоза! Что за смешное имя для кошки?
— Мимоза, доложу я вам, знаменитость. Она участвовала в съемках пятнадцати рекламных роликов и стала звездой журнальных юмористических страничек. На редкость сообразительный и темпераментный зверь. Ну хватит об этом. Признавайтесь, когда вы ели в последний раз?
— Кажется, вчера. Съела на ланч сандвич с ветчиной и выпила стакан молока. Я не думала, что проголодаюсь так быстро. Видите ли, я ограничена в средствах. А в Лондоне деньги утекают, как вода сквозь пальцы. Мне казалось, здесь намного легче устроиться на работу. Я неплохо разбираюсь в антиквариате. Но никто… — У Крессиды задрожали губы. Вчера, бродя под дождем целый день, она безуспешно пыталась найти работу. — Единственное, в чем я уверена, — я не собираюсь оставлять Тома.
— Естественно.
— А сегодня утром я отдала последние шесть пенсов слепому нищему. — Она с вызовом посмотрела на Джереми, ожидая упреков в мягкосердечии. Но он невозмутимо кивнул, будто знал, как Крессида поступит. — Когда я вчера подошла к вашему дому, то почему-то испугалась и повернула обратно. Согласитесь, объявление вашей Арабии немного странное. И все же любопытство вновь привело меня сюда.
— Почему вы испугались?
— Не знаю. Просто внезапно появилось предчувствие, что случится нечто ужасное, и я убежала. А сегодня женщина в очках сказала, что я опоздала. Я повернулась, чтобы уйти, поскользнулась и упала. Это все, что я помню.
— Вы любите яичницу с беконом? Не сомневаюсь, Арабиа придет в восторг, познакомившись с вами. Да вот и она.
Крессида услышала за своей спиной возбужденный голос:
— Ах вы, озорник! Вы привели сюда женщину?!
— Признаю ваше право, миссис Болтон, входить без стука. Позвольте представить вам мисс Крессиду Баркли.
— Кресси… — Арабиа не могла продолжать от избытка изумления, удовольствия и недоверия. — Но я думала… Джереми, мальчик мой, вы полагаете, она действительно пришла?!
— Вы же видите, она здесь, — довольно резко сказал Джереми.
Крессида привстала и протянула руку.
— Здравствуйте, миссис Болтон. Боюсь…
— Но это невероятно! — бесцеремонно прервала Арабиа. — Этого не может быть! Она… Джереми, где вы ее нашли?
— На нижних ступенях парадного входа в ваш дом. Я всегда говорил, эти ступени — гиблое место.
— Ах, оставьте. Мой муж утверждал, что мраморные ступени придают дому индивидуальность. Но эта девушка, Джереми, она сказала правду? Дитя мое, как вас зовут?
— Крессида Баркли.
— А второе имя?
— Люси.
Пораженная услышанным, Арабиа заключила девушку в удушающие объятия.
— Мое дорогое дитя! Бог услышал мои молитвы. Если бы вы только знали! Джереми, вам, конечно, известно, ко мне приходила дюжина самозванок.
