Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
Когда наши (конечно же, наши!) герои вошли, живописная компания ни на секунду не уронила интеллектуальной беседы. Бабушка-с-куриным-лицом, повизгивая, стучала по пальцам своей серой тряпкоподобной товарке: «А ты картофельну воду, картофельну воду, картофельну воду пьешь? Мне оченно помогаеть!»
«А мне зять и говорит, а я — ему», — убеждала тряпкоподобная следующую бабушку, у которой глаза под очками были увеличены примерно вчетверо. Глазастая же, в свою очередь, мечтательно и упоенно мычала: «Нонче Паска, Нонче Паска», разбивая впечатление замкнутости-по-кругу беседы.
Следующим номером была Ладушка, Лада.
«Нда, а вы яичкями-то запаслись, яичкями запаслись? Запаслись? А то все раскупають, раскупають», — причмокивала бородавчатая Баба Яга, разливая очередную порцию бражки. А пятая и шестая бабушки наяривали под столом якобы втайне от всех в русскую народную игру, именуемую, кажется, ladushky.
«Интересно, почему они любят повторять одно и то же слово по нескольку раз?» — мелькнуло в голове у Евовичи, когда вошедшая последней Жучка обнаружила себя лаем заправского вышибалы.
Что тут поднялось! Бабушки шустро похватали свои стаканы (словно только и ждали сигнала) и, картинно (словно в угоду красавцу-режиссеру) роняя шпильки, очки и вязания, начали давиться к открытому окну. Хрустнула чья-то клюка, замяукала отдавленная нога, но — одна за другой — бабушки попрыгали за окно довольно благополучно и самостоятельно.
(Первый этаж? Первый, первый, то бишь, пока — без кровопролитий и жертв.)
Лада горячо благодарила. Правда, бражки уже не осталось, да и стаканов, впрочем, тоже, но благовоспитанные дети все равно бы отказались, скромно поджав или вытянув трубочкой — губы.
С третьим персонажем была и вовсе умора. Им оказался не кто иной, как всем известный забулдыга Чижик со смешной польской, не то чешской фамилией Пыжик. Судя по его мутному, слегка испуганному взору, с этим тоже стряслась беда. Он тыкался носом в оставленную кем-то на лавочке книгу про Комбинзона Конфуза, пытаясь найти в ней ответ на вопрос.
— Кажется, я потерялся, — молвил он, чуть не плача, — кажется, я перебрал этой самой водки. Помню, как выпил рюмку, выпил две, а потом вдруг всё потемнело, зашумело и…
— А нам папа говорил, что ты пьешь только воду из Фонтанки, а про водку сочинили нехорошие дяди, — с провокационным изяществом присела в книксене Евовичь.
— Что, из Фонтанки?! Вот оно, слово найдено! — закричал Чижик. — Так я ж живу на Фонтанке, а я и забыл, всё забыл, потерялся!
— Вообще-то, Фонтанка — это очень далеко отсюда, — одернул Адамович сестру, явно намылившуюся помочь этому бедолаге.
Чижик ударился сначала в слезы, а потом, когда это не помогло, — в грязь лицом. Пришлось его утешать.
— А может, меня опять украли? — вкрадчиво предположил он наконец. — Так бывало уже не раз. То друзья мои собутыльники попытались продать меня, бесчувственного — даже не за понюшку табаку, а просто так, ради смеха. То сумасшедшая старая дева, торгующая гербалайфом, возомнила искоренить меня как символ нетрезвого образа жизни. А однажды я даже был замешан в шпионский скандал.
Но тут Чижик осекся, видно, подумал: а не сболтнул ли я чего-нибудь лишнего?
Никто из них не знал, ходят ли до Фонтанки поезда, летают ли самолеты. Решено было отправить Чижика заказной бандеролью, на что он сам с радостью согласился.
— Спасибо, братцы, век не забуду вашей доброты, — пищал он отрезвело, пока его закручивали в несколько слоев плотной бумаги, заклеивали скотчем и проделывали в получившемся свертке дырочки для дыхания.
«Фонтанка», — написал Адамович в графе «куда». Потом подумал и добавил в графу «кому»: «Чижику Пыжику». И так объяснил сестре:
— Может, почтальон и не знает, где такое Фонтанка, но где живет Чижик Пыжик, он знать обязан.
Евовичь кратко кивнула, и они побежали дальше — прижучивать Гулю.
4
А вот дата рождения второго моего героя: 19… Ему тоже пришлось стать инициатором разрыва с любимым человеком. Но, как это принято, — всё по порядку.
Был теплый вечер накануне похмелья. Матвей в угоду стародоброрусской традиции философствовал с приятелем в кабаке. Подобно анекдотному Чапаеву, с помощью наглядных пособий планировавшему наступление, Матвей ворочал абстрактными понятиями, возя по столу стаканы, вилку и одно треснувшее блюдце (приятель его не закусывал). Справедливости ради (только ради нее!) добавим, что философия Матвея не была дочерью зеленого змия, то есть, и в трезвом состоянии он размышлял регулярно и столь же сложно-отвлеченно, как ныне. Товарищ его по прозвищу Платочек (жалкий остаток уважительного Платончика, наследства первого курса философского факультета) едва поспевал за мыслью коллеги. И то правда, мысли этой становилось всё просторней, а словам, следовательно, — всё теснее. Первая уже неслась во всю скачь, последние же наступали друг другу на лицо.
Еще пивком полирнем — и на воздух, — предложил Платочек слегка раздраженно.
Когда пиво, налитое слабой рукой, стало эманировать из кружки, Матвей невольно отдернул ладонь. То, что было сейчас Абсолютом (ладно, пускай по-твоему, Божественной субстанцией) или испачканным блюдцем — упало из-под локтя на пол.
Вот те на!
Так-то ты свергаешь своих идолов?
А из-под прилавка к ним уже вынырнул серенький человечек с квитанцией наготове:
— Сквитаемся, господа, — (полагая, что «господа» — высшее проявление иронии).
Господин Матвей Марков привычным жестом сунул человечку десятку, говоря и всё больше дурея:
— Я не суеверен, ты не подумай, и не склонен к восприятию слезливых метафор, которыми потчует нас случай, но меня всегда беспокоил пример Кьеркегора, ставшего великим мыслителем из-за того, что его батюшка некогда поссорился с Богом.
Писанная от руки квитанция почему-то гласила (голосила): «За разбитую пару посуды (чашка с блюдцем) уплачено 10 рублей».
Кажется, наша метафора разрастается и начинает жить независимо от нас, — Матвей с отвращением сунулся в теплую пивную пену.
— Э, нет, братец, шалишь, счас они у меня такую пару увидят! — Платочек, подходя к стойке, вынул из кармана и натянул на лицо овечью маску. — Пжалуста, чай без лимона!
Потом, задумавшись на секунду: выпить чай, вылить или — прям так — хлопнул чашкой вместе с содержимым об пол.
Когда его выволакивали на свежий воздух, он размахивал смятой квитанцией и — очень довольный своей шуткой, рычал и смеялся:
— Оплачено!
Да, разного рода критики и преподаватели, заправские ловцы скрытых смыслов, уже, наверное, нашарили кой-какую опору и с надеждой смотрят вперед или оглядываются по сторонам, пока наши герои (Матвей с Платочком) спускаются по эскалатору в метро. Они озираются в поисках Ивана и Луки. Ну на, держи ее скорей! Уговорили. Вон тот круглощекий милиционер, чье метрошное дежурство закончится с минуты на минуту, — Ваня, Иван Петрович. С Лукой немного сложнее. Хотя, впрочем, вот этот старче, подсчитывающий пятаки за свою убогую игру на губной гармонике, — нехай будет Лука.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
