— Ну, не знаю… — неуверенно промямлил он.
— В качестве платы можешь пригласить меня куда-нибудь поужинать.
Мой отец в ответ только рассмеялся. Но через неделю, холодным зимним воскресным утром, он сел в свой «моррис-майнор» и из Стилфонтейна, где жил в холостяцкой квартирке, поехал в Потхефстром. Мама села к нему в машину, положила на заднее сиденье мольберт и краски и велела ему ехать по Карлтонвил-роуд к Боскоп-Дам.
— Куда мы едем?
— В вельд.
— В вельд?
Она кивнула.
— А разве рисуют не… не в салоне?
— Место, где работают художники, называется студия.
— Да.
— Иногда.
— Вот как?
Они свернули на проселочную дорогу и остановились на вершине невысокого холма. Он помог ей вынести из машины все ее вещи, наблюдал, как она растягивает холст на мольберте, открывает ящик и чистит кисти.
— Можешь раздеваться.
— Догола не буду.
Она молча смотрела на него.
— Я даже не знаю твоей фамилии.
— Джоан Килиан. Раздевайся!
Он снял рубашку, потом туфли и заявил:
— Ну и хватит!
Она не стала возражать.
— Что мне теперь делать?
— Поднимись вон на ту скалу.
Он взобрался на высокий утес.
— Не стой так скованно. Расслабься. Можешь пошевелить руками. Посмотри туда, на плотину.
А потом она начала рисовать. Он о чем-то спрашивал ее, но она не отвечала, только несколько раз просила его постоять спокойно, переводила взгляд с него на холст, смешивала краски. Наконец он оставил попытки завязать с ней разговор. Прошло чуть больше часа, и художница позволила натурщику отдохнуть. Он засыпал ее вопросами. Тогда он узнал, что она — единственная дочь актрисы и преподавателя драматического искусства из Претории. Он смутно помнил их имена из старых фильмов на африкаансе, снятых в сороковых годах.
Наконец она закурила сигарету и начала складывать свои инструменты.
Он оделся.
— Можно посмотреть, что ты нарисовала?
— Не «нарисовала», а «написала». Нет, нельзя.
— Почему?
— Увидишь, когда я закончу.
Они вернулись в Потхефстром и выпили горячего шоколада в кафе. Он спрашивал ее об искусстве, она его — о работе. И вот под вечер в тот зимний день в Западном Трансваале он долго смотрел на нее, а потом сказал:
— Я хочу на тебе жениться.
Она кивнула, потому что это была вторая вещь, которую она точно поняла, когда увидела его в первый раз.
3
Женщина-адвокат посмотрела на папку и медленно вздохнула.
— 30 сентября прошлого года Йоханнес Якобус Смит погиб от огнестрельного ранения. Его застрелили грабители, которые проникли к нему в дом на Морелетта-стрит в Дурбанвиле. Пропало все содержимое встроенного сейфа, в том числе завещание, согласно которому он передает все свое имущество своей подруге, Вильгельмине Йоханне ван Ас. Если завещание не найдется, будет считаться, что мистер Смит скончался, не оставив завещания, и тогда все его имущество отойдет государству.
— Велико ли его состояние?
— На данный момент оно оценивается приблизительно в два миллиона.
Так он и подозревал.
— Ван Ас — ваша клиентка.
— Она прожила с мистером Смитом одиннадцать лет. Помогала в делах, готовила ему еду, убиралась в доме, следила за его одеждой и, по его настоянию, сделала несколько абортов.
— Он не… не делал ей предложения? Не собирался на ней жениться?
— Он не был сторонником брака.
— Где была она в тот вечер, когда…
— Тридцатого? В Виндхуке. Он сам и послал ее туда. По работе. Она вернулась 1 октября и нашла его мертвым. Его привязали к кухонному стулу.
Ван Герден развалился в кресле.
— Вы хотите, чтобы я отыскал завещание?
Адвокат кивнула.
— Все возможные законные отсрочки я уже использовала. Последнее заседание суда состоится через неделю. Если мы к тому времени не разыщем подлинник завещания, Вилна ван Ас не получит ни гроша.
— Через неделю?
Она кивнула.
— Смита убили… почти десять месяцев назад.
Адвокат снова кивнула.
— Значит, полиция зашла в тупик.
— Они старались как могли.
Ван Герден посмотрел на нее, а потом на два сертификата на стене. Ужасно болели ребра. Он недоверчиво хмыкнул. Стало еще больнее.
— Через неделю, значит?
— Я…
— Разве Кемп вам не сказал? Я больше не совершаю чудес.
— Мистер ван…
— Прошло десять месяцев после гибели человека. Ваша клиентка напрасно тратит свои деньги. Разумеется, для адвоката деньги клиента — не вопрос…
Адвокат прищурилась; ван Герден заметил, что на щеке у нее проступило маленькое розовое пятнышко в форме полумесяца.
— Мистер ван Герден, я профессионал и не намерена обсуждать свои нравственные принципы.
— Ну да, конечно, особенно если вы вселили надежду в миссис ван Ас! — съязвил ван Герден и подумал: интересно, надолго ли ее хватит.
— Мисс ван Ас, — первое слово было подчеркнуто, — всецело проинформирована о том, что, возможно, все усилия ни к чему не приведут. Но она готова заплатить вам, потому что вы — ее последняя надежда. Разве что вы сами, мистер ван Герден, не уверены в своих силах. Что ж, вы не единственный человек, обладающий нужными нам талантами.
Полумесяц на щеке был уже пунцовым, но голос оставался таким же ровным и спокойным.
— Ну да, поищите кого-нибудь, кто только обрадуется, узнав, что можно и дальше грабить вашу несчастную мисс ван Ас, — сказал ван Герден и подумал, покраснеет ли пятно еще больше. К его удивлению, адвокат улыбнулась.
— Не стану спрашивать, где вы получили ваши раны. — Она ткнула в него холеным, наманикюренным пальчиком. — Но я, кажется, начинаю понимать, как они вам достались.
Полумесяц на щеке бледнел. Разочарованный ван Герден задумался.
— Что еще, кроме завещания, находилось в сейфе?
— Она не знает.
— Не знает?! Спит с мужчиной одиннадцать лет и не знает, что лежит у него в сейфе?!
— Мистер ван Герден, вам известно, что находится в платяном шкафу вашей жены?
— Как вас зовут?
— Хоуп, — не сразу ответила адвокат.
