Но на этот раз Анна не искала никаких озарений. Она хотела хотя бы согреться — сентябрь только начался, но на улицах Москвы было уже холодно. «Надо бы купить обогреватель», — промелькнула привычная мысль. Впрочем, она понимала, что вечная её зябкость происходит не от прохлады снаружи, но от холода внутри. Анна подняла голову над водою, сделала глубокий вдох и опять скрылась под тёплым водным одеялом. Она вдруг вспомнила, как Архимед однажды нашёл вдохновение в ванне, а потом бегал нагишом с криком «эврика» — «я нашёл» — по улицам Сиракуз. «Вот и я сейчас так побегу, — подумала она, — прямиком в кровать, и надо постараться не растерять тепло и поскорее уснуть».
Коллеги Анны в шутку называли её Софьей Ковалевской, намекая тем самым не только на математический гений Анны, но и на странности её личной жизни — как будто они могли и в самом деле что-то знать об этом. Впрочем, Анна им легко прощала такие мелочи. В конце концов, её уважаемые коллеги, элитные мозги которых были собственностью отдела электронной разведки, учёные, имевшие доступ к мощнейшим компьютерам в стране и самому современному программному обеспечению, часть которого они сами же и создали, были, можно сказать, мальчишками и девчонками, вчера ещё игравшими в компьютерные игры. Их блестящие, как драгоценные камни, умы были отточены математическими олимпиадами и годами занятий в спецшколах. В свои двадцать шесть лет Анна была по возрасту и по положению самой старшей в отделе, выдающем себя за статистический отдел одной из респектабельных столичных торговых компаний. Она была здесь единственным «взрослым» человеком — то есть обладала достаточным здравым смыслом, одевалась более официально и строго и с уважением именовалась по имени и отчеству — Анной Андреевной. Впрочем, её имя-отчество ассоциировалось у Анны более с именем известной поэтессы, чем с отцом, которого она не знала.
Анне было интересно находиться в пёстром окружении нестандартных молодых умов, у неё были все условия для полноценной творческой работы. Однако с некоторых пор в ней начала нарастать глубокая неудовлетворённость собою, подводящая к черте, за которой начиналась депрессия. Впрочем, сама Анна это тщательно скрывала. Её начала тревожить мысль, что, как бы ни называлась её должность, она жила тем, что «совалась» в те места, где ей были совсем не рады. Одно время ей это даже нравилось — нравилось, что для неё не существовало дверей, в которые бы она не могла заглянуть. Но теперь дело заходило слишком далеко.
Если раньше их отдел занимался шпионажем за учреждениями, добывая разного рода информацию, которая, как утверждал её босс, генерал Смирнов, необходима для обеспечения безопасности государства, то теперь перед ними была поставлена более широкая задача — разработка новой системы для регулярного считывания и анализирования данных, хранящиеся на компьютерах пользователей. Генерал Смирнов говорил, что это необходимо «для предотвращения актов терроризма и других подозрительных активностей». Анне казалось, что такая категория, как «подозрительная активность», является слишком широкой, и она всё чаще задумывалась о том, куда дальше пойдет полученная информация.
Её коллеги, похоже, не испытывали подобных терзаний, но Анна уже вступала в тот возраст, в котором человек ясно видит, что само выживание индивидуума, неслиянность с массой других людей зачастую зависит от самой простенькой занавески, за которой можно хоть как-то укрыться от посторонних глаз. Новый курс отдела ставил своей задачей эту «занавеску» сорвать. Анне казалось, что это может в конечном счёте привести к тому, что люди превратятся в рабочих животных, вступят в эпоху постиндустриального рабства. Она чувствовала, как это происходит с нею самой: каждое сказанное слово, каждый удар пальцев по клавиатуре компьютера, каждый её шаг где-то фиксировались и в любой момент могли быть воспроизведены, использованы против неё. Иногда, даже в самом строгом деловом костюме, Анна чувствовала себя раздетой.
«Но ведь всё это делается для моей собственной безопасности и для блага страны», — пыталась она усвоить навязанную формулу. Но как она могла знать, служит ли их отдел важным интересам страны или же интересам кого-то ещё? С некоторых пор Анна сомневалась, что интересы государства и тех, кто пытается им править, всегда совпадают. Прежде она была с головой погружена в свою работу, в которой находила и утверждала себя, но теперь всё чаще и чаще её посещало тревожное чувство, что её жизнь зашла в тупик…
Этой ночью ей не хотелось думать о тупике. Она устала, ей было холодно и одиноко, и единственным местом, сулившим хотя бы на время укрытие, была тёплая ванна. Анне хотелось, чтобы время поскорее и безболезненно прошло мимо неё. Нечто похожее наверняка испытывали загнанные в угол злою судьбой римляне, когда, сидя в тёплой воде, вскрывали себе вены и смотрели, как медленно утекает из них жизнь, окрашивая воду в мутно-красный цвет. Ей вдруг вспомнились белые стихи Михаила Кузьмина:
В тёплой, душистой ванне,
Не слыша никаких прощаний,
Открыть себе жилы,
И чтоб в длинное окно у потолка
Пахло левкоями, светила заря
И вдали были слышны флейты…
Ещё до того как поднять голову из воды, вместо флейты Анна услышала ненавистный ей звук. В её жизни было всего два ненавистных звука: стук в дверь, особенно громкий стук, и звонок её рабочего телефона. Она сменила множество сигналов и мелодий, но все они в скором времени делались ненавистны ей. Анна набрала в лёгкие побольше воздуха и вновь ушла под воду. Она попыталась расслабиться, но даже через толстое «одеяло» воды были слышны переливчатые трели телефона. Теперь ей надо было вылезать из тёплой ванны и тащиться в другую комнату, чтобы ответить на назойливый звонок. Семь долгих гудков. Восемь… Неужели они не могли дождаться утра? Девять…
«Ни за что», — сказала Анна самой себе. Однако уже в следующий момент её тело, как бы само по себе, поднялось из воды, и Анна побежала в зал, оставляя на паркете мокрые следы от босых ног.
Прежде чем взять телефон, она быстро взглянула на светящийся циферблат электронных часов на стеклянном столике. Они показывали 00:19:17.
— Алло, — сказала Анна.
В ответ раздался холодный, лишённый почти всяких интонаций голос одной из секретарш её босса. Анне было велено явиться к нему в шесть часов утра.
— Доброй ночи, — пожелал Анне в заключение безразличный голос.
Анна посмотрела на часы: 00:19:32. Потребовалось всего лишь пятнадцать секунд, чтобы отравить остаток ночи. Сам факт необычно позднего звонка, да и приказ явиться к генералу в шесть часов утра в воскресенье ничего хорошего не предвещали.
«Похоже на вирусную атаку», — не без злорадства подумала Анна. В последнее время их отдел занимался исследованием нового компьютерного вируса, который по сложности походил на молекулу ДНК высших организмов и, попав однажды в систему, мимикрирует под нее, так что невозможно бывает ни различить, ни выделить вирус от системы.
Анна быстро засеменила назад, в ванную, поймав краем глаза движение собственной фигуры в чёрном зеркальном экране плоского телевизионного монитора. «Какая расточительность, — язвительно кольнуло Анну её отражение. — Зачем такое тело было давать электронному червю?!»
