Дежурный по отделению, худощавый, невысокого роста мент в ладно пригнанной форме мышиного цвета, попался суперделовой. Он вел себя с достоинством, не выпендривался, а спокойно сидел в маленькой обшарпанной дежурке за рабочим столом, время от времени делая в журнале какие-то короткие записи.
Когда зазвонил телефон, представился как капитан Кормухин. Олегу показалось странным, что мент не посадил его сразу же в камеру для временно задержанных лиц, прозванную в народе обезьянником.
— Не ссы, воин, — подмигнул капитан Олегу. — Все пучком. Сейчас этот хмырь заяву на тебя накатает, — он показал взглядом на окно из прозрачного пластика, за которым толстомордый гаишник с высунутым от избытка рвения языком марал бумагу, в подробностях описывая, как уволенный в запас солдат покушался в поезде на жизнь сотрудника милиции. — Жопу свою унесет отсюда, и мы тебя отпустим.
— Отпустите? — Лютый недоверчиво посмотрел на капитана.
— Конечно, отпустим! — хмыкнул тот. — Не в тюрьму же тебя сажать из-за гандона тупорылого! Ты, главное, запомни, гвардеец: честный мент гаишнику не товарищ. Понял?
— Понял…
— Вот и хорошо, что понял. Ты в Афгане где служил-то?
— В ДШБ. А что?
— В десантно-штурмовой бригаде? — капитан окинул ладно скроенного парня сочувственным взглядом. — Досталось, небось?
— Какая разница?
— Да есть разница, солдат, — со странной интонацией произнес капитан. — У меня братишка младший тоже в Афганистане служил, в автобате. Погиб на перевале Саланг, сгорел за рулем бензовоза. Вот такие дела. Даже тело его нам с матерью не передали — нечего было в Союз отправлять, говорят, пепел один остался. Полгода уже прошло, а похоронку только получили.
— Херово…
— Вот и я говорю, что херово, — помрачнел капитан.
— А на фига вам его заявление? — Лютаев показал подбродком на впавшего в литературный экстаз гаишника.
— Не принять не имеем права. Знаешь, какая вонь поднимется? Так что потерпи немного, пусть он сначала уйдет.
Лютаев, набычившись, смотрел, как помощник капитана, пожилой усатый старшина, принял от пострадавшего исписанный листок бумаги, попрощался с ним за руку и проводил до самых дверей.
— Этот толстяк что, шишка большая? — спросил Олег у капитана. — Чего этот перед ним так стелется?
— Да нет, какая там шишка! Начальник стационарного поста ГАИ при выезде на Омское направление. Старлей всего-то. Но вот тесть у него… — Капитан со значением показал пальцем в потолок.
— Что тесть?
— Второй секретарь горкома КПСС Шишкин. Сечешь?
— Секу, — кивнул Олег.
— Разрешите, товарищ капитан? — Появившийся в дежурке старшина с казенным видом протянул начальнику бумагу. — Вот заявление потерпевшего. Старший лейтенант милиции Баранов утверждает…
— Да насрать мне и розами закидать, что он утверждает! — недовольно буркнул капитан. По его виду Олег понял, что у него с подчиненным неважные отношения. — Все, свободен, старшина… И ты свободен, афганец, — повернулся он к Олегу, когда усатый вышел. — И смотри у меня, больше не попадайся. В следующий раз так просто от меня не отделаешься…
Здравствуй, город Красноярск. Родной и одновременно почужевший, потому что за два года неузнаваемо изменился, о чем можно было судить уже по вокзалу и прилегающей к нему площади. Меньше стало «запорожцев», «москвичей» и «жигулей» на стоянках. Зато появились сверкающие лаком мерсы, бумеры и джипы типа «чероки». Они то подъезжали к вокзалу, то отъезжали от него, временами имея наглость выкатываться на железнодорожный перрон, прямо к поездам.
Около иномарок тусовались увешанные золотыми цепями крепкие стриженые парни, почему-то все как на подбор в малиновых пиджаках и черных с отливом шелковых сорочках. Несмотря на короткую прическу, они меньше всего напоминали робких и перепуганных солдат-первогодков. Вели себя нагло, напоказ выставляя тяжелые голдовые перстни-печатки и такие же массивные браслеты или часы на запястьях.
Парни небрежно давили лакированными туфлями едва прикуренные сигареты «Мальборо», без конца посасывали импортное баночное пиво, расплачиваясь за него деревянными, а то и баксами из пухлых, словно беременных деньгами, роскошных итальянских портмоне.
Американские деньги при этом зачем-то демонстративно, на виду у всех лениво пересчитывались и неспешно возвращались сначала в портмоне, а затем и во внутренние карманы пиджаков. Короче, вели себя эти ребята как хозяева здешних мест.
Но гораздо больше было вокруг нищих! И откуда их только повыползало? Раньше их не было, а теперь они на каждом углу стоят с протянутой рукой, просят милостыню. Время от времени они отходят или отъезжают на инвалидных колясках за угол, тщательно подсчитывают свой заработок, аккуратно раскладывая купюры по номиналу — желтые рубли к рублям, зеленые трешки к трешкам, синие пятерки к пятеркам…
К нищим подходят крепко сбитые стриженые парни, только не в малиново-красном, а в спортивных костюмах: видать, спортсмены были рангом пониже «пиджаков». И машины у них попроще — все больше старенькие «ауди» или битые «форды». Нищие отдают спортсменам часть заработка и спокойно отправляются обедать в ближайшую забегаловку, чтобы уже через час снова вернуться на пост. Работа есть работа. Такой вот конвейер.
Торгующего люда на привокзальной площади — тьма. Прямо вдоль здания вокзала стояли раскладушки — самые обыкновенные, брезентовые на алюминиевом каркасе. А на раскладушках чего только нет! Хочешь пачку китайских презервативов? Пожалуйста. Нужны кроссовки «Адидас» и непременно фирменные? Да запросто! Любой цвет и размер! Взбрело в голову купить видеокассету с порнухой? Только намекни. У самого продавца, ясное дело, того, что надо, не окажется. Но зато через минуту подбежит какой-нибудь сопливый заморыш и вытащит из-под полы очередной шедевр вроде «Трахни меня» или «Кончай до рассвета».
А газетный киоск с выщербленной вывеской «ЮЗПЕЧАТЬ» пестрит изданиями, на обложках которых преобладает один фотосюжет, — голая женская задница, правда, в разных ракурсах. Ах нет, извините, не все так плохо. Подойдя ближе, Олег увидел на развороте одной газеты Памелу Андерсон с выдающейся силиконовой грудью. Зато курева не было и в помине…
— А сигареты где можно купить, не подскажете?
— Туда шагай, солдат, — махнул киоскер рукой в сторону города. — Там сигареты, возле автостоянки.
Олег пошел, куда сказано, растерянно озираясь по сторонам, искренне дивясь приметам новой перестроечной действительности. Это что? Это и есть хваленая демократическая действительность?
— Эй, десантура! — От стоянки ему наперерез бежит шустрый жуликоватый таксист. — Где так загорел, в Афгане? Чеки, доллары есть? Садись в машину! Куда поедем? В «Березку»? По блядям? В кабак? — Водила с деланным восторгом принялся разглядывать бравого вояку.
