местам, и тщательно заправила постель. Затем еще раз вернулась к зеркалу, чтобы заплести волосы в тугой хвост. Несколько месяцев прошло, а руки до сих пор бережно водили расческой по голове. В первые дни кожа у корней болела так, будто на ней остались рваные раны! Что в общем-то не исключено, ведь отец выдирал мои волосы без пощады…
Сглотнув, я одернула себя от воспоминаний, которые хотела бы забыть навсегда. Но разве возможно забыть день, когда я пережила столько потрясений?! День, который закончился тем, что меня… купили.
Взгляд неизбежно утонул в пространстве. Мысли завертелись мельницей в голове, но эти мысли не причиняли боли. Почти…
После отъезда отца и Альберта, точка воспоминаний давалась мне легче всего. Охрана привела меня в эту самую комнату. Помогла лечь на кровать – раньше их было здесь две одноместных – и я больше не двигалась. Надеялась отключиться, но боль в теле не позволяла даже маленькой передышки.
Тихо всхлипывая и издавая стоны, я не шелохнула, когда дверь в комнату неожиданно открылась. Послышались шаги, а затем ласковый шепот:
– Сейчас, моя девочка… Сейчас я все сделаю!
Сфокусировав изможденный взгляд, я увидела Катю, которая присела на корточки рядом с кроватью. Катенька… Она хмурым взглядом осмотрела мое израненное лицо и ласково погладила меня по голове. Но я тут же зажмурилась от боли, чувствуя, как по щеке скатилась горячая слеза.
– Ничего-ничего, все заживет! Я тебе обещаю…
Она повернула меня на бок, начала расстегивать платье и бережно снимать его с меня. Дверь снова открылась.
– Еб твою мать… – послышалась ругань ошалевшего Саши.
– Тихо ты! Потом поделишься долбанными впечатлениями.
– Надо что?..
– А то не понятно? – огрызнулась работница. – Неси аптечку! Полотенца там… тазик для воды.
Повар послушно ушел, а она осталась со мной. Успокаивала каждый мой стон, разговаривала прямо как с маленькой. Сняв всю одежду, Катя укрыла мое трясущееся тело покрывалом, и на какое-то время ее голос пропал из комнаты. Вернувшись, она положила на край кровати какую-то пижаму. Саша тоже подоспел с аптечкой и полотенцами.
Работница послала его на кухню, пока никто не хватился, а сама убрала с меня одеяло и помогла встать, чтобы отвести в душ. Там я еле держалась за стенку и ныла, пока она смывала с меня грязь, пот и кровь. При этом все воемя приговаривала:
– Потерпи… Потерпи, девочка. Совсем немножко осталось! Надо смыть, надо привести себя в порядок, чтобы раны не загноились.
Катя завернула меня в полотенце и отвела обратно в постель. Но только собиралась заняться моими ранами, как дверь в комнату внезапно открылась. Работница едва успела накрыть меня одеялом и резко выпрямилась. Я тоже настороженно уставилась на охрану, которая пропустила в комнату солидного мужчину в возрасте, а еще двух молодых девушек в белой униформе.
– Все посторонние, освободите помещение! – непреклонно велел он.
С ходу оценив обстановку, Катя беспрекословно подчинилась. И охрана тоже вышла из комнаты. Незнакомец оказался врачом-травматологом. Он с профессиональным хладнокровием раскрыл меня, сказал подняться и внимательно осмотрел. Попутно давал указания девушкам, тихо стоявшим где-то позади.
Они действовали слаженно, не задавая вопросов. Зашуршали всякими упаковками, инструментами, коробочками. Вердикт от меня не скрывали. Врач лаконично сообщил, что я получила много ушибов, но переломы маловероятны. Однако он заверил, что завтра меня отвезут на рентген, чтобы наверняка исключить серьезные травмы.
Позже я много раз мысленно возвращалась к этому моменту. Влас велел привезти этих людей… Он позаботился, чтобы мне оказали квалифицированную медицинскую помощь, не оставил меня в таком состоянии! И ни разу я не смогла себе ответить однозначно: почему?
Мужчина вышел, а девушки остались, чтобы сделать мне несколько болючих уколов и обработать раны. Несмотря на лекарства и осторожность медсестер, я ощущала боль каждой клеточкой. И сейчас вспомнила бы ее в мельчайших деталях. Поразительно, как у меня в этом аду не случился выкидыш… Но малыш все еще находился внутри меня. А значит, кому-то наверху это было очень нужно.
Открывая дверь и выходя из своей комнаты в темный коридор, я каждый раз улавливала, как меняется мое внутреннее состояние. Движения становятся скованными, взгляд – бегающий, настороженный, шаг – неуверенный. Этот раз не стал исключением. Ведь как бы я не старалась быть тенью, мне все равно не удавалось совсем избегать пересечений с хозяином дома…
Каждое из них становилось испытанием. Я буквально чувствовала себя виноватой, за то, что попалась ему на глаза! Впадала в ступор, ощущала волнение и страх, не поддающийся объяснению. Хотя ведь это было оправданно – моя судьба находилась в руках Власа. Я смирилась с этой ролью и не строила никаких иллюзий. Он… Он мог сделать со мной, все, что посчитает нужным! Все, что угодно, в любой момент. И моя фантазия не стеснялась рисовать последствия его решений в гневе. А бандит практически всегда находился в дурном и суровом настроении.
Один случай стал очень показательным. Однажды я мыла полы на лестнице, убирая следы, которые оставил Саша, когда поднимался на кухню с ящиком размороженного мяса. Один из дежуривших охранников, будто нарочно пошел прямо по помытому, при этом нагло глядя мне в глаза. Однако внезапно поскользнулся и с грохотом приземлился на пол.
Я, конечно, испугалась в первую секунду, но учитывая, как все нелепо произошло, и как он небрежно ко мне отнесся, с моих губ вдруг сорвался смешок. Парня привело это в ярость. Он поднялся, угрожающе навис надо мной и, грубо высказавшись, пнул ведро с водой. Большая грязная лужа расползлась по полу. Теперь уже охранник ухмыльнулся и спокойно отправился по своим делам.
Меня не сложно было обидеть в безнадежной и беспросветной реальности. А это стало очень обидным, унизительным поступком. Собирая воду, я никак не могла перестать плакать. Проходившая мимо охрана равнодушно наблюдала за моей уборкой, и возможно даже посмеивалась. Поэтому я не придала значения, когда в холле снова раздались шаги, которые вскоре оказались совсем рядом…
Вскинув глаза, я испуганно ахнула, увидев Власа. Он возвышался надо мной грозной скалой, стоя дорогими ботинками на луже, которую я не успела вытереть.
– Иди в свою комнату, – велел тихо и непреклонно.
– Я… все уберу!..
– Ты слышала, что я сказал?
Бандит говорил спокойно, но меня прямо потом прошибло. Я так разнервничалась, считая, что допустила ошибку… Что меня накажут и теперь не выпустят из комнаты! Однако когда я скрылась в коридоре, до меня вдруг донесся жуткий шум.
Не знаю, о чем я думала, когда ноги понесли меня назад. Слыша стоны и