висел постер с Майли Сайрус (до того как она увлеклась тверком) и еще один – со Spice Girls. Я увидела, что кровать была застелена к моему приезду, и к глазам подступили слезы. На покрывале даже лежали чистые полотенца. Бабушка ждала меня.
Я спустилась на кухню. Есть не хотелось, но нужно было чем-то себя занять. Я машинально проверила холодильник и шкафчики. Кто-то выбросил скоропортящуюся еду, но любимое печенье бабушки и полбанки мармелада[3], который она часто подавала к чаю, остались на месте.
Мне пришлось долго собирать волю в кулак, чтобы подняться в спальню бабушки. Хоть она и умерла там, я почему-то ощущала ее присутствие в этой комнате меньше всего. На кровати был только матрас: постельное белье сняли. Эта спальня почему-то казалась местом, где давно никто не жил.
Почему бабушка не дождалась меня? Почему меня не было рядом, когда она умерла?
Я заставила себя разобрать чемодан, затем дошла до продуктового «Точка» на углу. Купив молоко, яйца, буханку хлеба и фрукты, я вернулась домой и сделала себе тосты. Я сидела за столом и думала, точнее – вспоминала, до тех пор, пока колокола на церкви не пробили десять часов. Я решила лечь спать.
Проснулась я в два ночи – не знаю, из-за смены ли часовых поясов или от горечи утраты. Спать не хотелось совсем – сколько ни бейся головой об подушку, ничего не выйдет.
Я встала с кровати и осознала, что мне просто необходимо чем-то заняться: от нервов меня переполняла энергия, мне хотелось кричать, плакать, ломать предметы. Я заставила себя надеть джинсы и старый свитер, сунула ноги в кроссовки и спустилась в магазин. Включила свет и начала ходить взад-вперед, почти машинально наводя порядок и поправляя то, что лежало или стояло неаккуратно.
Очарование «Кардинала Клубокси» отчасти заключалось в том, что он никогда не менялся. Я знала, где что должно находиться: товары и другие предметы испокон веков лежали на своих местах. Однако во время уборки я заметила, что корзина с пряжей для фэр-айл[4] почему-то стояла там, где должен был быть мохер[5]. Я тут же исправила это недоразумение.
Бабушка всегда тщательно следила за тем, чтобы в магазине было не только все хорошо организовано, но и везде прибрано. Я взяла щетку и начала смахивать пыль. Затем достала пылесос и занялась старым дощатым полом. Собирая пыль в углу, я заметила, как блеснуло что-то золотое. Я опустилась на колени и сунула руку под нижнюю полку. Бабушкины очки. Она носила их на золотой цепочке. Теперь же цепочка была сломана.
Я взяла очки в руки, и на меня нахлынула грусть… и что-то еще. Я вновь и вновь пропускала цепочку сквозь пальцы. Словно в кошмарном сне, меня охватили страх и чувство, будто за мной гонится нечто ужасное – но что именно, я не понимала. Когда туман перед глазами рассеялся, сердце у меня стучало как бешеное.
Я осмотрела пол поблизости и заметила след из черных пятен. Это могла быть краска или лак для ногтей, но я, как дочь двух археологов, знала, насколько важно изучать даже мельчайшие детали. Я намочила салфетку и осторожно потерла самое большое пятно. На ней остался ржаво-коричневый след. Я не знаток в области криминалистики, но у меня не было сомнений, что на полу кровь.
Дело вот в чем. Моя бабушка без очков не видела практически ничего, особенно ночью. Возникал вопрос: если она мирно отошла на тот свет в постели, как сказала мне мисс Уотт, почему ее очки лежали сломанными на полу в магазине рядом с пятнами недавно высохшей крови?
Глава 2
Я сидела на коленях, уставившись на линзы бабушкиных очков. В голове отчаянно крутились мысли. Тут в магазине потянуло сквозняком, сзади по шее пошли мурашки – я вздрогнула. Бабушка бы сказала, что кто-то прошелся по моей могиле[6].
Поднять голову меня заставил не звук и даже не движение – скорее ощущение чужого присутствия. Именно с этим чувством я иногда просыпалась среди ночи от кошмара, вскакивала и включала свет с бешено стучащим, как сейчас, сердцем. Но, конечно, когда загоралась лампочка, я видела лишь собственную спальню. Ни монстров, ни серийных убийц, ни прочих жутких созданий.
На этот раз мне повезло куда меньше.
В магазине был мужчина. Видимо, я издала какой-то звук – хотя, клянусь, мне стало так страшно, что я даже дышать не осмеливалась. Мужчина тут же обернулся – казалось, он тоже совершенно не ожидал увидеть меня. Однако теперь он явно меня заметил, так что я вскочила на ноги, пытаясь сдержать подступивший ужас.
– Кто вы? – спросила я, стараясь выглядеть смелой и уверенной и при этом слыша, как дрожит мой голос.
– Где Агнесса? – выдал он вместо ответа.
– Агнесса?
Бабушка что, была знакома с ним?
– Да, – нетерпеливо произнес мужчина и шагнул вперед. – Агнесса Бартлетт.
Я не собиралась сообщать какому-то типу, заявившемуся среди ночи, о смерти бабушки, так что вместо этого снова спросила:
– Кто вы?
Мужчина подошел еще ближе. Он был высоким, стройным, элегантным. На вид ему было лет тридцать пять. Одет он был в черные брюки и темно-серый свитер, но держался так, словно на нем смокинг. Волосы у мужчины были черными, глаза – темными, лицо – бледным. Он привлекал и в то же время отталкивал.
– Меня зовут Рейф Крозье.
Я задала второй вопрос – более важный:
– Как вы сюда зашли?
Мужчина замялся.
– Я проходил мимо и увидел, что в магазине горит свет. Подумал, что Агнессе, возможно, нужна помощь.
Если он был знаком с моей бабушкой, почему не знал о ее смерти? И с чего он шатался по улицам ночью?
– Вы живете поблизости?
Мужчина огляделся, будто думал, что бабушка где-то прячется.
– Да, но был в отъезде. Агнесса здесь?
Я провела языком по пересохшим губам.
– Пожалуй, вам лучше прийти завтра.
Мужчина нахмурился.
– Вы держите ее очки. Цепочка, кажется, сломалась.
Руки у меня дрожали от горя и страха. Цепочка тихонько звякнула. Я подумала: а что, если все это просто реалистичный сон? Может, бабушка жива, а я не веду странную беседу с не менее странным типом в три часа ночи, держа в руках ее сломанные очки?
– И часто вы к ней приходите посреди ночи?
На лице мужчины промелькнула некая эмоция. Раздражение? Насмешка?
– Я, как и ваша бабушка, страдаю от бессонницы. – Он слегка улыбнулся, заметив, как сильно я удивилась тому, что он назвал Агнессу моей бабушкой. – Вы, должно быть, Люси? Бабушка часто говорит о вас. Даже фотографию показала.
Может, бабушка и рассказывала ему обо мне, но при мне она точно не упоминала никаких высоких темноволосых индюков – я бы такое запомнила. Если уж он был так хорошо знаком с бабушкой, мне стоило сообщить ему, что произошло. Однако я слишком много лет провела в крупных городах, и родители научили меня не общаться с незнакомцами. Поэтому я не была готова откровенничать – и точно не в три часа ночи, когда меня застали врасплох в полном одиночестве.
Мужчина наблюдал, как я тереблю сломанную цепочку.
– Ваша бабушка и в метре от себя без очков не видит. – Он сделал шаг назад и намеренно принял более расслабленную позу. – Хочу лишь убедиться, что она в порядке.
– Пожалуйста, приходите завтра, – попросила я.
Мужчина задумался.
– Я весь день буду на совещаниях. Приду вечером, после заката.
– Как вам удобнее.
Он улыбнулся.
– Тогда до вечера.
Мужчина сунул руку в карман. Я дернулась – чего только жуткий тип не может вытащить из кармана! Однако мужчина достал предмет, который никак не назовешь опасным, – визитку.
– Если что-то будет нужно, звоните по этому номеру. В любое время дня и ночи.
Когда я потянулась к карточке, наши ладони на секунду соприкоснулись.
– Какие у вас холодные руки, – пробормотала я.
Такая уж у меня неудобная особенность, когда я нервничаю: с языка слетает все, что приходит в голову.
Мужчина отстранился и размял пальцы.
– С кровообращением проблемы, – сказал он и направился к двери. – Спокойной ночи!
– Стойте! Как вы в магазин-то вошли?
Он ведь так и не ответил на этот вопрос!
Мужчина на секунду замер.
– Дверь была не заперта.
В мире есть много вещей, в которых я не уверена: например, что парни подразумевают под «я тебе перезвоню» или какая стрижка мне идет больше – длинная или короткая.
