Братва, Шарлотта.
Я смотрю на него мгновение, не совсем понимая.
— Братва? Я… что это значит, Иван? Я не понимаю.
— Это… — Он сглатывает, отводит взгляд и снова смотрит. — Как русская мафия. Подпольная преступная организация.
— Как в «Джоне Уике» или что-то в этом роде? — Я моргаю на него. — Ты не можешь быть серьезным.
— Да, если это даст тебе лучшую систему отсчета. — Он поднимает руку, проводя пальцами по все еще влажным волосам. Его мышцы напрягаются, отвлекающе перекатываясь по груди и животу, и я сердито смотрю на него.
— Ты не мог бы надеть рубашку?
Слишком знакомая ухмылка кривит уголки его рта.
— Зачем? Я тебя отвлекаю?
— Может и так, если бы ты только что не сказал мне, что ты часть какого-то русского преступного синдиката. Или твоя семья — это…
— Братва. — Слова произносятся ровно, отрывисто, его челюсть снова сжимается, словно выдавливая их. — Вот почему мне нужно было поговорить с тобой, Шарлотта. Мне нужно было вытащить тебя оттуда. Но потом… — Он делает глубокий вдох, и я смотрю на него, пытаясь понять, что он говорит.
— Ты говоришь мне, что ты пришел ко мне домой, чтобы рассказать о своей семье… ты… являешься частью этой… Братвы. И только для того, чтобы обнаружить, что на меня напал человек в маске, который… ты его… избил? Как ты увел меня от него? А потом, вместо того, чтобы буквально что-то сделать, ты отвез меня в какой-то отель и ждал, пока я проснусь, чтобы рассказать мне все это? — Я протираю лицо руками, на мгновение зарываясь в них.
Это сон. Кошмар. Кто-то накачал меня в баре. В любую секунду я проснусь в своей квартире или у Джаз и пойму, что все это нереально. Все будет хорошо.
Я считаю до пяти и опускаю руки. Когда я это делаю, Иван все еще стоит там и смотрит на меня. И к моему разочарованию, он все еще в одном полотенце.
— Пожалуйста, надень что-нибудь. — Я беспомощно смотрю на него, и он ухмыляется, пожимая плечами, отталкиваясь от дверного проема и поворачиваясь, роняя полотенце.
— Иван.
Он игнорирует меня. Я смотрю на него, не в силах не смотреть на мускулистый изгиб его задницы, где татуировка на спине заканчивается как раз у вершины мышцы, слегка спускаясь по бокам, или на его толстый член, висящий между его такими же мускулистыми бедрами, слегка опухший, как будто этот разговор его заводит.
Он бросает взгляд на меня, беря свои боксеры с кучи одежды, и его член дергается, немного напрягаясь. Мои щеки краснеют, когда я резко отвожу взгляд, мой пульс внезапно сильнее бьется в горле, покалывание пробегает по моей коже до самого низа между моих бедер, напрягая мои соски по мере продвижения.
Я знаю, как хорошо ощущается его член. Я знаю, как хорошо ощущается весь он. Но я отказываюсь отвлекаться, больше, чем я уже отвлекаюсь, во всяком случае.
— Вот. — Иван прочищает горло, и я оглядываюсь назад, чтобы увидеть его одетым в пару узких черных джинсов с потертостями на манжетах и карманах, с короткими рукавами, кремового цвета хенли. Он засовывает руки в карманы, снова прислоняясь к дверному косяку. — Мы можем поговорить об этом сейчас, Шарлотта?
Я с трудом сглатываю, все еще краснея, кивая.
— Это безумие, Иван, — шепчу я, и он на мгновение опускает взгляд, прежде чем снова посмотреть на меня.
— Я знаю. Но мне нужно было сказать тебе. И как только я увидел, что происходит… ну, мне пришлось вытащить тебя оттуда. Это было быстрое решение. Шарлотта… моя семья знает о тебе. Они знают, что я встречаюсь с тобой. И я… я не в лучших отношениях с ними. Они угрожают тебе, и…
— Что? — Я чувствую, как мои глаза расширяются, когда я смотрю на него. — Они угрожают мне? За что, почему… — Я качаю головой. — Я даже не хочу знать. Просто отвези меня домой. Оставь меня в покое, и они тоже оставят меня в покое, верно? Я хочу домой.
Когда я говорю ему оставить меня в покое, я вижу, как он вздрагивает, как будто я дала ему пощечину. Как будто эта идея немыслима. Но его лицо так же быстро разглаживается, и он качает головой.
— Я не могу этого сделать, Шарлотта. Они почти наверняка следят за твоей квартирой. Как только я оставлю тебя там, они тебя схватят.
Такое ощущение, что все, что он говорит, звучит через мгновение после того, как он это говорит. Как будто есть задержка между его словами и моим разумом, осознающим их. Я моргаю ему, качая головой.
— Я хочу поговорить с Джаз, — требую я, поднимаясь с кровати. — У тебя мой телефон, не так ли? Я хочу поговорить с ней. Отдай мне мой телефон. — Я расхаживаю у изножья кровати, быстро выкрикивая требования, в то время как на лице Ивана появляется все более беспомощный взгляд.
— У меня нет твоего телефона.
— Ты лжешь! — Я поворачиваюсь к нему лицом, эмоции быстро и густо бурлят перед лицом чего-то, что кажется таким невероятно невозможным. — Ты лжешь обо всем этом. Я не знаю почему, но…
— Я не лгу. — Голос Ивана раздражающе спокоен, это размеренное спокойствие, которое, кажется, только усиливает мою панику.
— Ты лжешь! — Я бросаюсь на него, сильно толкая его, когда мои ладони касаются его груди. Он едва двигается, он — стена мышц, а я не так уж и сильна. — Дай мне мой телефон! Я хочу позвонить Джаз! Я хочу домой!
Я смутно слышу себя, осознавая, что перехожу на территорию истерики, что я теряю самообладание, но каким-то странным образом это приятно. Я никогда не теряла самообладание. Я не думаю, что, кроме той ночи, когда я узнала, что Нейт мне изменяет, я вообще когда-либо кричала на кого-либо. Это не просто то, что кипит из меня, это годы проглатывания некоторых вещей, молчания, сохранения мира. И боже, это почти приятно.
— Шарлотта… — Иван пытается поймать мои руки в свои, но я снова и снова бью его в грудь. — Шарлотта, пожалуйста, послушай меня. Я делаю это для твоего же блага…
— О, заткнись ты уже нахуй! — Кричу я, и последнее предложение окончательно выводит меня из себя. Отступая назад, я размахиваюсь и сильно бью его по лицу.
Шлепок моей ладони по его плоти пугает даже меня, горячее жжение от этого обжигает мою руку, как будто я причинила боль нам обоим. Глаза Ивана широко раскрыты, и он замирает, словно не может поверить, что я это сделала.
Честно