Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
жаждущего тотальной и немедленной любви к себе со стороны всех и вся»[13].
Сказанное выше, разумеется, ни в коей мере не доказывает факт подлинности «Дневника Распутина», однако все же говорит в пользу достоверности содержащейся в нем информации.
О том, что «Дневник Распутина» вряд ли следует считать «грубой подделкой», не имеющей никакой достоверной источниковой основы, косвенным образом свидетельствует и обозначенное на титульном листе и подтверждаемое в тексте имя технического автора «Дневника Распутина» – «Мушки» (А. Н. Лаптинской). Если предположить, что задача гипотетических фальсификаторов заключалась в том, чтобы создать документ, вызывающий как можно меньше подозрений, то указание на Лаптинскую как на его непосредственного создателя выглядит отнюдь не самым удачным.
Как известно, «проповеди» и различные назидания «старца» записывали несколько его высокообразованных сторонниц (например, А. А. Вырубова, X. М. Берладская, О. В. Лохтина[14], Е. Патушинская, даже сама Александра Федоровна). Одним из наиболее известных литературных помощников Распутина была М. Е. Головина («Муня»), познакомившаяся с Распутиным в 1910 году и подготовившая к печати изречения «старца», изданные еще при его жизни. Можно было, наконец, пойти по пути создания фальшивой копии собственноручных записей «старца», тем более что он в реальности пытался вести что-то вроде «дневника», одна из тетрадей которого хранится ныне в Российском государственном историческом архиве (РГИА)[15].
Тем не менее в качестве технического автора «Дневника Распутина» на титульном листе рукописи обозначена именно А. Н. Лаптинская – далеко не самая грамотная среди распутинских «секретарей» и «литературных редакторов», крестьянка по происхождению, бывшая монастырская послушница, якобы излеченная Распутиным[16]. (О надиктовке Распутиным своих «записок» «Мушке» упоминает и «Дневник Вырубовой».)
Сведения о ее жизни по сей день крайне скудны. Согласно данным все того же «Падения царского режима», Акилина (Акулина) Никитична Лаптинская (1886 г. р.) – крестьянка Святошецкой волости Городецкого уезда Могилевской губернии – познакомилась с Распутиным в 1907 году[17]. В показаниях ЧСК, которые цитирует Радзинский, Лаптинская сообщает, что ее знакомство со «старцем» произошло в 1905 году в Петербурге в период, когда она в качестве сестры милосердия помогала О. В. Лохтиной во время ее болезни[18]. Радзинский подозревает, правда, что встреча Распутина и Лаптинской могла состояться еще до русско-японской войны – в Верхотурском монастыре (в котором Распутин бывал неоднократно), где Лаптинская, согласно показаниям М. Е. Головиной, жила и откуда была вынуждена удалиться из-за какой-то темной истории.
Как бы то ни было, но в Петербурге «старец» якобы исцелил Лаптинскую от падучей (скорее всего, речь идет об истерических припадках, внешне напоминающих эпилепсию), когда она была послушницей женского монастыря на Охте. Вскоре после счастливого избавления от недуга Лаптинская ушла из монастыря, чтобы посвятить жизнь заботам о больных. Однако истинным смыслом жизни Лаптинской с этого момента стало служение исцелившему ее «старцу» и обретение его полного доверия. Дочь Распутина Матрена в своих воспоминаниях приводит рассказ Вырубовой о Лаптинской: «Акулина сидела у ног отца, не слушая его протестов. Часами могла стоять перед ним на коленях, буквально переползая за ним из комнаты в комнату, не желая сесть на стул даже для того, чтобы поесть. Акулина целовала руки отца, но не со смирением, как можно было ждать от ученицы, а со сладострастием Магдалины. Акулина выхватывала у отца стакан с водой – допить. И не просто допить, а непременно с той самой стороны, с какой пил отец. Таскала потихоньку из бельевой корзины ношеные вещи отца и т. и.»[19]Такой, сидящей у ног «идола», Лаптинская запечатлена на известном фото Распутина со своими почитателями.
В итоге бывшая сестра милосердия заняла в окружении «старца» совершенно особое положение, став, по словам В. Искуль фон Гильденбандт, «церемониймейстером», впускающим к Распутину гостей: «Живущая у него и ведающая его хозяйством, полуинтеллигентная, невоспитанная, довольно грубая и переполненная важностью своих обязанностей, она оберегала интересы своего кумира и ревниво блюла за теми, которых впускала за порог только после того, что узнавала фамилии и цель посещения. Не помеченных на списке тех, кому были назначены аудиенции, она бесцеремонно выпроваживала, других пускала ко всем в столовую, а третьих, пошушукавшись с ним, быстро и ловко прятала в отдельных комнатах, где они и ждали своей очереди»[20]. Мажордомско-секретарские обязанности Лаптинской органично вплетались в сексуальный контекст. Из-за отсутствия штор в квартире Распутина (на Гороховой, 64) его «эротические упражнения» с Лаптинской иногда делались достоянием улицы[21].
О том, что духовно-телесная близость Лаптинской к «старцу» в последние годы его жизни действительно носила исключительный характер, косвенно свидетельствует тот факт, что именно Акилине было доверено подготовить тело Распутина к погребению и стать единственной из окружения «старца», кому дозволили, вместе с императрицей, ее дочерьми и Вырубовой, участвовать в его похоронах[22].
Если к этому добавить, что, по наблюдениям жандармских чинов, Лаптинская была очень умной женщиной и к тому же умеющей хранить тайны, то очевидно, что она, знавшая «многое из прошлой и настоящей» жизни «старца» и имевшая сильное влияние на Г. Е. Распутина[23], была исключительно хорошо информирована о его жизни.
Есть еще один важный вопрос, на который необходимо ответить, коль скоро мы ставим вопрос о достоверности сведений, содержащихся в «Дневнике Распутина». Мог ли в принципе появиться документ, содержащий автобиографические надиктовки «старца», в последний период его жизни? Зачем, собственно, Распутину было рассказывать кому бы то ни было сокровенное о себе и своих близких, в том числе о членах императорской семьи? Не надежнее ли было сохранить все это в тайниках своей памяти, не перенося на бумагу эту потенциально взрывоопасную информацию – в частности, касавшуюся таких острых тем, как глубокие интриги внутри царской фамилии или отношение Александры Федоровны к перспективе сепаратного мира с Германией?
Отвечая на этот вопрос, прежде всего необходимо учесть особенности как характера Григория Распутина, так и того психологического состояния, в котором он находился в период 1914–1916 гг.
Если говорить языком медицинской психологии, то характер Г Е. Распутина следует определить как истероидный, притом заостренный до гротеска, до уровня психопатии.
Для такого человека похвала, аплодисменты, слава – суть воздух, без которого невозможно обойтись ни секунды, а хвастовство, бесконечный разговор о себе и «вокруг себя» – единственный приемлемый способ общения. Короче и точнее всех характер Распутина определил английский посол в России Джордж Бьюкенен: «Его основным принципом жизни было себялюбие»[24]. «И я, и он, кажный хочет первым быть, а “первый” только один бывает»[25], – по-своему подтверждает ту же мысль сам Григорий, рассказывая о своих отношениях с еще одним патологическим себялюбцем
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
