бы заявить права на этих мальчиков. Потому что, какая женщина, кроме Сьерры, которая в принципе не женщина, не станет претендовать на этих мальчиков? И что тогда делать мне?
И снова по собственной воле его тело оторвалось от пола, поднялось на ноги и повернуло направо к сетчатой двери.
Марго никогда ничего не упускала.
Поэтому, хотя она и стояла у кухонной стойки боком к двери, с трубкой настенного телефона, прижатого к уху, она почувствовала его присутствие и обернулась.
Тоби не двинулся с места.
Он просто смотрел на нее, на ее красивые светло-рыжие волосы и большие глаза, одетую в одно из ее красивых платьев (она всегда была в красивых платьях), и ощутил в животе то самое чувство.
— Джуди, мне пора. Тобиас вернулся домой из школы, и если я не принесу ему перекус, его желудок съест себя сам. — Она сделала паузу. — Хорошо. Да, конечно. Тогда и увидимся. Да, Джуди.
На этом она повесила трубку.
Но все, о чем мог думать Тоби, это то, что она сказала, что он вернулся «домой».
И он был дома.
Их у него было три.
Отца.
Бабушки и дедушки.
И Марго.
И после школы она готовила ему чертовски вкусный перекус.
Всегда.
Всегда, сколько он себя помнил, он приходил к ней.
И это дала ему его мама. Всё это.
И она сделала это, уйдя.
Не двигаясь, он смотрел, как она идет к нему.
Он пошевелился только тогда, когда она толкнула сетчатую дверь.
Она держала ее открытой, стояла в дверях и изучала его.
— Как много ты слышал, дорогой? — тихо спросила она.
— Много, — ответил он.
Ее красивое лицо приняло такое нежное выражением, как ему нравилось, а потом она прошептала:
— Дитя.
Тоби ничего не сказал.
— Я знаю, что тебе нравилась Рэйчел, Тобиас, но… — начала она.
— Ты мне нравишься.
Она замерла. Моргнула.
Затем ее рука поползла по груди и прикрыла горло, чтобы не дать ему увидеть, как она старалась не заплакать, потому что дамы не поддавались слезам и истерике на публике. Это было невежливо.
По словам Марго.
— Когда я найду женщину, она будет такой же, как ты, — заявил ей Тоби.
— Мой прекрасный мальчик, — тихо сказала она.
— Хотя ей придется носить брюки, если она собирается бегать с быками или чё там еще.
Черты ее лица стали еще мягче, но она сказала:
— «Что-то», Тобиас. Не «чёкай». Ты не из деревни.
— Я — настоящий деревенский житель. Все жители Кентукки — деревенские жители, разве ты не знала?
Ее губы шевельнулись тем самым движением, которое часто совершали при разговоре с ним. Они дрогнули, будто она пыталась не рассмеяться, а затем вытянулись в суровую линию.
— Я не из деревни, я родилась и выросла в Кентукки. И ты тоже не из деревни, — заявила она.
— Ты собираешься меня кормить или как? — спросил он.
— Марго, я проголодался. Приготовь мне, пожалуйста, что-нибудь перекусить? — поправила она.
— Я в жизни такого не сказану, — ответил он.
Ей не удалось сдержать улыбку, прежде чем она ответила:
— «Не скажу», Тобиас. — Она отошла в сторону, чтобы пропустить его в дом, и пробормотала: — Господи, дитя, что мне с тобой делать?
— Покормить меня?
Она закатила глаза, но он успел заметить в них улыбку.
Он вошел в дом.
Она заставила его вымыть руки, затем выложить на кухонный стол учебники, а сама приготовила ему сэндвич с ростбифом с расплавленным мюнстером сверху, намазанный майонезом и с тонной рифленых чипсов с боку.
На самом деле чипсов было так много, что они почти полностью покрывали сэндвич. Будто она приготовила ему полноценный обед.
И даже если он уже пообедал, и уже приближалось время ужина, ему было все равно. Это было потрясающе вкусно, и он… ну… проголодался.
Тоби ухмыльнулся и приступил к геометрии, потому что знал, что она не отпустит его домой, пока он не сделает домашнее задание.
Он съел половину сэндвича, прилично умял чипсы и почти закончил с геометрией, когда взглянул на Марго у плиты, колдующую над большим куском мяса на сковороде, который она собиралась зажарить для Дэйва на ужин.
Все их сыновья учились в колледже. Точнее, Ланс, самый старший, работал инженером в Орегоне, а Дэйв-младший и Марк учились в колледже.
Так что теперь остались только Марго и Дэйв.
Ей больше не нужно было присматривать за всеми своими мальчиками.
Папа сказал, что это ее расстраивало. И Тоби это ясно видел.
И видя это, даже если бабушка или дедушка были дома, или его манила к себе мельница, после школы он приходил к ней, и не только потому, что она готовила отличный перекус (бабушка тоже его отлично готовила).
Так ей, казалось, становилось лучше.
И он с радостью приходил к ней.
И все же.
Он смотрел на нее, потому что ощущение в его животе изменилось, и ему стало настолько не по себе, что пришлось от него избавиться.
— Единственное, что меня волнует… — начал он.
Марго повернула к нему голову.
— Что ты не уйдешь, — закончил он.
Она выпрямилась и полностью повернулась к нему.
— Я никуда не уйду, Тобиас.
— Рэйчел мне очень нравится. И мне плевать на маму, — солгал он. — Но ты никуда не уходи.
— Я никуда не уйду, дорогой.
Он уставился на нее.
Она смотрела в ответ.
Так продолжалось некоторое время.
Когда это затянулось настолько, что то самое ощущение начало угасать, он снова обратился к учебникам.
Марго вернулась к жарке мяса.
Когда Дэйв, папа и Джонни вернулись домой (Дэйв тоже работал в гараже), Марго потребовала, чтобы Гэмблы остались на ужин.
А когда Марго чего-то требовала, мужчины в ее жизни это выполняли.
Тоби не возражал.
Ее жаркое было почти такое же вкусное, как и печенье.
И им всем приходилось передавать ей блюда во время ужина, и ей приходилось притворяться, что это ее раздражало.
И, как всегда, в кругу семьи это было…
Потрясающе.
И, как всегда, когда он бывал у Марго и Дэйва, он пошел домой с полным животом.
И это было приятно.
Пятнадцать лет спустя…
Тоби опирался спиной об изголовье кровати, прижимая телефон к уху, и слушал гудки.
Было поздно, и разница во времени составляла три часа.
Он знал, что они ответят.
И они ответили.
Или точнее ответил Дэйв.
— Алло?
— Привет, Дэйв, — тихо сказал Тоби.
— Сынок, ты знаешь, который час?
— Передай Марго, что сегодня я получил лицензию пилота.
— Ох, черт, — пробормотал Дэйв.
Тоби ухмыльнулся.
— Что? — услышал он Марго на заднем фоне. — Это Тобиас? Где
