терпят это, потому что верят, что я никогда не отвечу взаимностью. Но с каждым днем это становится все труднее и труднее. Я так много времени трачу на мысли о том, как засунуть руку ей в трусики и узнать, насколько она мокрая, что это стало огромным отвлечением. Я знаю, что влияю на нее. Я просто не знаю, насколько.
«Я не могу. Мне нужно быть кое-где», — говорю я ей, и боль на ее лице заставляет меня пожалеть, что я это сделал. Но она хорошо это скрывает, и если бы я не уделял ей такого пристального внимания, я бы, вероятно, этого не заметил. Но я уделяю ей слишком много внимания. Я практически преследую девушку, и делаю это под предлогом того, что присматриваю за ней от имени ее братьев.
«Свидание?»
"Нет."
Она хватает полотенце с пола и разворачивается на каблуках, покачивая самой прекрасной попой, которую я когда-либо видел, пока она движется к двери. «Ну, что бы это ни было, желаю тебе отлично провести время».
Я смотрю, как она уходит, впитывая каждую деталь, прежде чем она исчезает из виду. Может, мне стоит пойти на свидание и выкинуть ее из головы. Только это никогда не срабатывает. За последний год я трахнул бесчисленное количество женщин, и не было ни единого раза, когда я не представлял, что трахаю Джоуи.
Я смотрю на часы. Черт! Мне действительно нужно идти.
* * *
Мысли о Джоуи и ее идеальной заднице продолжают вторгаться в мои мысли, когда я заезжаю на парковку возле своего дома час спустя. Я поднимаюсь на своем личном лифте в пентхаус, и когда двери открываются, она стоит там, ожидая меня, грызя ногти и подпрыгивая на цыпочках. Тревога исходит от нее, как жар от открытого огня. Она ненавидит оставаться одна, и хотя я не держу охранников у себя дома, потому что предпочитаю абсолютную конфиденциальность, это место все равно безопаснее Форт-Нокса.
«Ты сказал, что вернешься в пять», — говорит она, осуждающе глядя на меня.
Я смотрю на часы и вздыхаю. «Уже около десяти минут первого».
«Ты знаешь, как я волнуюсь, Макс», — хнычет она. «Ты — все, что у нас есть». Она трет обеими руками свой округлившийся живот, и меня накрывает волна вины. Она права.
Я делаю два шага вперед и обнимаю ее. «Извини, ладно? Я бы позвонил и сказал, что немного опоздаю, но я был на мотоцикле».
«Эти штуки опасны, ты же знаешь», — она шмыгает носом, прижимая голову к моей груди.
Это заставляет меня смеяться. «Уверен, что все, что я делаю, опасно, Кристин», — напоминаю я ей. Это заставляет ее тоже смеяться, тихим смешком, который вибрирует во всем ее теле.
Я опускаю руки по бокам, и она смотрит на меня, ее глаза мокры от непролитых слез. Она слишком молода и невинна, чтобы быть здесь со мной. «Если с тобой что-нибудь случится…» — шепчет она.
«Этого не произойдет».
«Я готовлю ужин», — говорит она, меняя тему разговора, пока ситуация не стала слишком напряженной.
Я выгибаю бровь. «Но ты же не умеешь готовить».
«Я учусь». Она шлепает меня по груди. «Я следую рецепту. Это называется курица пармезан для чайников. Это будет потрясающе. Клянусь».
«Хм», — бормочу я, не убежденный. «Разве ты не следовала рецепту позавчера вечером и чуть не сожгла кухню?»
Ее щеки ярко краснеют, и она опускает взгляд в пол. «Я не знала, что с курицы нужно снимать пластиковую штуку. Я усвоила урок. На этот раз все свежее. Никакой пластиковой упаковки».
«Ну, в таком случае я с нетерпением жду этого. Давай я приму душ, а потом помогу тебе».
«Это было бы здорово». Широкая улыбка на ее лице заставляет ее выглядеть так отчаянно нуждающейся в моей ласке, а меня — чувствовать себя виноватым за то, что я оставил ее одну на весь день. Я собираюсь извиниться за это во второй раз, когда она хватает меня за руку. «Ребенок пинается!» — визжит она, кладя мою руку себе на живот и нежно нажимая. «Ты чувствуешь это?»
Раздается легкий стук по моей ладони. Потом еще один. Ого! «Да, я чувствую».
«Круто, правда? Он будет таким сильным, понимаешь? Прямо как ты». Она моргает, глядя на меня, и ее длинные темные ресницы трепещут.
«Нет, как его мама», — говорю я ей, подмигивая. Она обнимает меня за талию и снова зарывается лицом мне в грудь. Я нежно целую ее в макушку.
«Спасибо, Макс», — шепчет она.
* * *
Я прожевываю еще один кусок худшей курицы с пармезаном, которую я когда-либо ел в своей жизни, затем запиваю ее глотком газировки.
«Это плохо, не так ли?» Кристин смотрит на меня через стол.
Правда ранила бы ее чувства, поэтому я лгу. «Все в порядке». Я редко обедаю у себя дома, предпочитая проводить время в особняке Моретти. Но с тех пор, как в моей жизни появилась Кристин, это не всегда возможно. «К тому же тебе не обязательно готовить. Мы можем взять еду на вынос».
«Но я стараюсь правильно питаться. Ради этого малыша». Она потирает рукой живот и улыбается.
«Ты до сих пор ничего не слышал от отца?»
Ее улыбка мгновенно исчезает. «Ничего». Она смотрит на свою наполовину съеденную тарелку.
Я роняю столовое серебро и тру рукой бороду. «И больше ничего не приходит на ум? Что-то, что он говорит тебе раньше? Подсказка, куда он мог пойти?»
Она качает головой. «Я бы хотела, чтобы это было так, но я так много раз прокручивала в голове наш последний разговор. Все, что он мне сказал, это то, что ему нужно позаботиться о чем-то, потому что если он этого не сделает, мы никогда не будем в безопасности. Он сказал, что если он не вернется через два дня…» Она вытирает щеку, смахивая слезы, и делает глубокий вдох. «Он сказал мне, что единственный человек, которому я могу доверять во всем мире, это ты, и он велел мне передать тебе это сообщение. Вот и все».
У меня никогда не было причин не доверять Данте или Лоренцо Моретти, и хотя их отец был жестоким человеком, который ни разу не дал мне забыть, как много он сделал для меня, приютив меня, когда мне было четырнадцать, его сыновья совсем не похожи на него. Они для меня как братья. И все же я хмурюсь. Мой отец говорит, что нельзя доверять Моретти. Они настроили тебя против твоей настоящей семьи. Вот о чем он говорил.
