на металлических полосах вспыхнули невидимые до того символы, а сами они пришли в движение и начали вращаться. Золотая и медная заскользили в одну сторону, серебряная и стальная — в другую, и тотчас в меня словно призрачные пальцы проникли! Начали шарить в потрохах и ощупывать кости, влезли в черепную коробку, легонько стиснули глазные яблоки, а после наткнулись на ушиб под правым коленом, и голень полыхнула болью так, что едва на ногах устоял.
— Не шевелись! — прикрикнула Сурьма, и я послушно замер на месте.
Из-за этого или нет, но неприятные ощущения сразу пошли на убыль, а вскоре вращение полос замедлилось, сияющие символы стали гаснуть один за другим, затем и вовсе осталось гореть лишь по одному на круг.
Магистр алхимии поглядела на них и объявила:
— Потенциал средний. Замечательно!
При этих словах Горан Осьмой явственно расслабился, да я и сам испытал нешуточное облегчение. Ура! Смогу тайнознатцем стать!
Но всё же пробурчал:
— А чего замечательного, если средний?
Охотник на воров, такое впечатление, едва мне подзатыльник не отвесил. Но сдержался и ограничился словами:
— Радоваться должен, что своими выкрутасами себе ничего не сжёг!
А вот Сурьма снизошла до пояснений:
— Высокий потенциал хорош лишь в тех случаях, когда человек обладает ресурсами в полной мере его раскрыть — слишком уж дорого и хлопотно становление гения. На начальном этапе восхождения быть середняком совсем даже не плохо. Дальше в любом случае всё будет зависеть исключительно от тебя самого.
Тут Горан Осьмой позволил себе какую-то очень уж нехорошую улыбку, но от той не осталось и следа, стоило только магистру алхимии объявить:
— Отвезёшь его в северный приют Репья!
Охотник на воров столь откровенно изумился, что даже попытался запротестовать:
— Но…
— Ты не в том положении, чтобы торговаться! — отрезала Сурьма, и вот уже эти её интонации оказались мне прекрасно знакомы.
Ростовщик Жилыч примерно в таких выражениях и ломал через колено очередного угодившего в долговую кабалу простака. Сурьма крепенько стискивала в кулаке причиндалы Горана, раз уж позволила себе подобное обращение с цельным аспирантом. Надо понимать, средство для снятия проклятия и вправду стоило целую кучу денег.
— Приют Репья так приют Репья, — бесстрастно произнёс охотник на воров и поморщился. — Просто на мой след встали зарнисты…
— Твои проблемы меня не касаются! — отмахнулась от него магистр алхимии, но сразу сменила гнев на милость. — Хорошо! Можешь взять экипаж. — А уже мне заявила: — Удачи, молодой человек! И запомни: каждый из нас сам определяет свою судьбу!
Честно говоря, это напутствие меня нисколько не воодушевило.
Скорее даже наоборот.
Глава 2
Ехали долго. Катили по мостовой, переваливались на разбитом тележными колёсами просёлке, тряслись в лесу на сосновых корнях. На место прибыли уже в сумерках, и за всё время поездки мрачный как туча Горан не проронил ни единого слова. Сколько я ни подступался к нему с расспросами о приюте, так ничего и не добился. Погрузившись в какие-то свои раздумья, охотник на воров меня попросту игнорировал, ни разу даже заткнуться не потребовал. Бесило это просто несказанно.
Выстроенный прямо среди леса приют Репья показался сопоставим с городским кварталом. Со всех сторон его окружала высоченная каменная ограда с башенками по углам, а ворота и вовсе крайне поразили своей основательностью. Размером это сооружение ничуть не уступало всему нашему Гнилому дому.
Не могу сказать, что прямо седой древностью повеяло, просто сложилось впечатление, будто столкнулся с наследием давно ушедшей эпохи. Сейчас так уже не строили.
Экипаж на территорию приюта не запустили, мы с Гораном выбрались из него и прошли в боковую калитку. Там охотник на воров предъявил начальнику караула какие-то бумаги, и меня тотчас заперли в холодной. Просидеть в той пришлось никак не меньше часа, а когда со всеми формальностями оказалось покончено, то Горан Осьмой незамедлительно отправился восвояси, а за мной явился кряжистый дядька — лысый как колено, с кустистыми седыми бровями и носом-картошкой. На тайнознатца он, несмотря на хламиду с нашивкой в виде огненного репья и коричневато-жёлтые глаза, нисколько не походил и повадками показался скорее схож с надзирателями работных домов.
— Свежее мясо, да? — хмуро глянул приютский служитель, встав в дверях, и мотнул головой. — На выход!
Меня он дожидаться не стал и зашагал по коридору, но стоило только двинуться следом, и сзади пристроилась парочка молодчиков из числа караульных. Будто не нового ученика сопровождают, а подконвойного.
Это откровенно покоробило, но выкинул дурные предчувствия из головы и с интересом огляделся. На территории приюта росли сосны, тут и там на глаза попадались площадки вроде тех, что была обустроена в монастыре Пепельных врат, а за деревьями виднелось мрачное трёхэтажное здание, сложенное из серого песчаника. Всюду сновали юнцы лет четырнадцати-пятнадцати в одинаковых холщовых штанах и рубахах с символикой приюта.
Вслед за лысым дядькой я через высоченную арку прошёл в просторный внутренний двор выстроенного квадратом здания, и сразу закружилась голова, начали заплетаться ноги
Черти драные! Меня окутала небесная сила — прозрачная и одновременно оранжевая, тёплая. Благодать неземная, иначе и не скажешь! Никакого сравнения с той стылой мутью, что вырвал из утопца!
Вдох. Вдох. Вдох!
— Не балуй! — резко бросил лысый дядька.
Я опомнился и вытолкнул из себя всё набранное тепло разом, замер на миг, отрешаясь от небесной силы, и поспешил за провожатым. Тогда-то уже и обратил внимание на рассевшихся тут и там воспитанников, которые все как один замерли в непривычных и весьма неудобных на вид позах.
Чего это они?
Но приглядеться толком к другим неофитам не вышло. Не останавливаясь, мы пересекли двор и спустились в подвал. Там — купальня. Лохань с чуть тёплой водой, кусок ядрёного мыла, колючее полотенце. Дальше — стрижка. Обкорнали меня под ноль, а стоило только после этого сполоснуться, выдали новую одежду — холщовые штаны и рубаху с нашивкой в виде огненного репья на левой стороне груди.
И всё бы ничего, да только одёжка оказалась не однотонно-серой, как у других неофитов, а в широкую чёрную полоску. Нет, не как у матросских тельняшек, а точь-в-точь как на каторжанских робах.
— Это чего ещё⁈ — возмутился я.
Лысый дядька хмуро глянул из-под седых бровей и рыкнул:
— Одевайся!
На меня накатил запах пересушенной летним зноем земли, и я внял гласу рассудка, решив покуда с прояснением ситуации повременить. Просто возникло
