современных апокалиптических групп: тут можно вспомнить и Храм народов Джима Джонса [8], где массовые самоубийства / убийства в Гайане в 1978 году унесли жизни 918 человек; и «Ветвь Давидову» в Уэйко, штат Техас, где противостояние с чрезмерно ревностными федеральными властями погубило 86 человек в 1993 году; и кровожадную японскую группу «Аум Синрике», совершившую атаку с применением нервно-паралитического газа в токийском метро в 1995 году [9]. Во всех этих группах поражает то обстоятельство, что многие из их членов, скажем, Журе и Вуарне, были людьми образованными и даже высокоучеными.
Массовые заблуждения по поводу конца света не являются приметой исключительно современного мира; история средневековой Европы пестрит обилием аналогичных, пусть и менее запоминающихся эпизодов. Современные нейропсихологические исследования проливают некоторый свет на то, почему группы разумных, просвещенных и хорошо приспособленных людей обманывают себя, уверяя всех вокруг, что конец света наступит определенным образом и зачастую в определенную дату. Люди постигают мир через нарративы; как бы мы ни льстили себе, рассуждая о нашей индивидуальной рациональности, хороший нарратив, сколь угодно неполноценный аналитически, откладывается в уме, находит эмоциональный отклик и убеждает больше, чем самые, казалось бы, неоспоримые факты и данные.
Сравнительно недавно психологи пришли к пониманию того, насколько эффективно эти убедительные нарративы сокрушают наши аналитические способности. Возможно, самая захватывающая из всех историй – это рассказ о конце времен; если мы осознаем свое место в этом нарративе, тогда всем нам хочется присутствовать при развязке. Сюжет о конце времен прочно укоренен во многих мировых религиях, особенно во всех трех авраамических религиях [10]; он настолько распространен, что стал почти обыденностью, спрятался за множеством ежедневных заголовков и твитов, а сам между тем восходит едва ли не к заре цивилизации (а то и к более ранним временам).
Нами движет не только стремление узнать «остаток истории»; эсхатологический нарратив обладает также еще одним соблазнительным преимуществом: он обещает избавление от человеческого существования, которое Томас Гоббс когда-то описал как «одинокое, бедное, беспросветное, тупое и кратковременное» [11] и которое пронизано коррупцией, потворствующей богачам и владетелям в ущерб праведникам. Немногие нарративы утешают лучше того, который обещает второе пришествие Спасителя, призванное исправить всяческую несправедливость. Эта тоска по новому началу хорошо заметна в Библии – особенно в книгах пророков Иезекииля и Даниила – и в Откровении, послужившем исходным материалом для ряда поздних кровавых сект.
* * *
Зарождающаяся область эволюционной психологии предлагает нам убедительное описание механизма распространения массовых маний. Примерно через десять тысяч лет после того, как древние племена перешли из Сибири в Северную Америку в конце последнего ледникового периода, люди обосновались на пространстве от субарктики до Великих равнин и тропического бассейна Амазонки. Биологическая эволюция шла достаточно медленно и не успевала вырабатывать крайне специфические навыки, необходимые для выживания в такой разнообразной среде; например, потребовалось бы слишком много времени, чтобы развить генетически талант к изготовлению каяков на субарктическом побережье, затем талант к охоте на буйволов на Великих равнинах, а далее – талант к изготовлению духовых трубок в бассейне Амазонки. (Примерами оперативного развития эволюционной адаптации человека могут служить выработка переносимости лактозы у взрослых североевропейцев и переносимость высоты у тибетцев – по оценкам, период приспосабливания в каждом случае занял от 3000 до 10 000 лет.)9
Вместо того чтобы закреплять в наших генах особую способность делать каяки, охотиться на буйволов или создавать духовые трубки для стрельбы ядовитыми стрелами, эволюция закодировала в наших организмах универсальный навык подражания. При достаточно большом количестве населения и достаточном количестве проб и ошибок кто-то в конце концов придумает, как построить, к примеру, надежный каяк, а остальные смогут точно имитировать этот процесс10.
Мы, люди, имитируем больше и чаще других видов животных; как только возникает полезное нововведение, остальные быстро берут его на вооружение. Однако наша склонность к подражанию также способствует усугублению неадаптивного поведения, и главной особенностью здесь выступают фантазии и заблуждения. Правда, в современном постиндустриальном обществе подражательное усвоение навыков фактически увеличивает наш экономический потенциал, зато оно куда меньше способствует выживанию вида, если сравнивать, скажем, с досовременной эпохой в субарктических регионах, на Великих равнинах или в бассейне Амазонки. Тем самым в современном мире компромисс между имитацией адаптивного и дезадаптивного поведения становится менее благоприятным для вида, нежели было в прошлом, и ныне мы вынуждены жить с предрасположенностью к подражанию, унаследованной от позднего плейстоцена и все более дорогостоящей в наши дни, – а одним из ее наиболее значимых и опасных проявлений и предстает коллективная вера в скорый конец света.
Люди не только охотнее реагируют на истории, чем на факты и данные; предварительные исследования показывают, что чем убедительнее история, тем больше она подрывает наши навыки критического мышления11. Предполагается, кроме того, наличие внутреннего конфликта интересов между поставщиками и потребителями мнений: первые хотят внушить обществу наиболее убедительные из потенциальных нарративов, тогда как вторые, будучи людьми рациональными, должны сознательно чураться этих нарративов и полагаться только на данные, факты и аналитическую дисциплину.
Человеческая склонность к самообману тесно связана с нашей готовностью верить в убедительные повествования. Люди умеют выявлять признаки того, что другие им лгут, но способность обманывать себя как бы лишает нас этого умения и тем самым делает из каждого отличного обманщика12. На протяжении всей истории человечества относительно немногие из главных пропагандистов массовых религиозных заблуждений и вправду оказывались откровенными аферистами – какими они рисовались скептически настроенным сторонним наблюдателям; скорее большинство из них составляли жертвы искреннего самообмана, поддавшиеся собственным заблуждениям.
Примерно 150 лет назад протестантское христианство выдвинуло доктрину, известную специалистам как «диспенсациональный премилленаризм» (если кратко, то «диспенсационализм»); современные сторонники этой доктрины отточили ее до самого убедительного на свете нарратива о грядущем конце времен. Пусть содержательное наполнение учения варьируется в зависимости от конкретного теологического направления, базовый нарратив гласит, что евреи вернутся в Израиль, восстановят Иерусалимский храм и возобновят в нем жертвоприношения. Затем Римская империя вновь возникнет на карте мира в форме конфедерации из десяти государств под руководством харизматичного, блестящего и внешне привлекательного лидера, который окажется антихристом, земным проявлением дьявола, и вступит в семилетний союз с евреями. Через три с половиной года антихрист предаст евреев и тем самым ускорит вторжение в Израиль не только русских, но и двухсот миллионов китайцев, которые ради достижения этой цели перейдут Гималаи.
* * *
Далее последует катастрофическая ядерная война, Армагеддон и другие ужасы, известные под общим названием Скорби. В конце семилетнего периода Христос возвратится к людям, чтобы победить антихриста и установить Свое тысячелетнее царство. Погибнут миллиарды человек. Христиане, нашедшие Иисуса, сумеют, конечно, спастись от Армагеддона и Скорби, они вознесутся на небеса – будут
