чем у нас, примерно столько же, да и мы все были воинами, а не купцами. Преимущество внезапности пираты утратили, но всё равно упрямо подтягивали корабли друг к другу, чтобы рвануть на абордаж. Отчаяние и голод порой толкают на самые безумные поступки.
Борта кораблей столкнулись с грохотом и шумом, палуба качнулась под ногами так, что я едва устоял, и в этот же момент на борт «Морского сокола» с рёвом и воинственными криками полезли противники. Мне вдруг вспомнились пятна крови на скамьях драккара в день, когда мы купили его в Кембридже. Однажды его уже брали на абордаж.
— Бей! — проревел я.
Защищаться обычно проще, чем атаковать. Вот и мы приняли первые удары пиратов на щиты, сразу же пытаясь сбросить их обратно на борт снекки. Застучали топоры по дереву, злые крики пиратов начали перемежаться воплями раненых. И наших, и их.
Я вскинул щит, закрываясь от очередного удара, принял чей-то топор прямо на металлический умбон, тут же рванул его вниз, чтобы ударить самому. Что-то прилетело в шлем, из глаз посыпались звёзды и я автоматически закрыл голову щитом, но строя не нарушил. Шлем защитил, хотя ощущение было такое, словно бы мне встряхнули все мозги до основания. Лучше такие удары не пропускать. Даже вскользь, как сейчас.
И всё же мы теснили их. Не давали прорваться на борт и закрепиться здесь, хоть это и было непросто. Пылкая ярость против мрачной решимости защищаться до конца. И пока что силы оставались равны.
Мы все понимали, что пощады не будет никому. Ни нам, если мы проиграем, ни пиратам, если мы победим, и поэтому все дрались с максимальным ожесточением.
Больше я не подставлялся под удары, вовремя закрываясь изрубленным уже щитом. Зато мой топор то и дело собирал жатву. Пираты явно были победнее нас и намеревались разжиться не только нашим грузом, но и нашими кольчугами.
Вот только мы им этого не позволим.
Нам удалось остановить первоначальный натиск, выбить пиратов обратно на их снекку, но отступать они не собирались. Обе стороны понесли потери, и павшие требовали отмщения, здесь и сейчас.
И теперь уже нам пришлось ломать строй и перебираться через борта сцепленных кораблей, благо, их снекка сидела в воде чуть ниже «Морского сокола», и штурмовать сверху вниз проще, чем снизу вверх. И наши противники не успели выставить собственную стену щитов, так что теперь решала не выучка и дисциплина, а храбрость, сила и личное мастерство.
Теперь в дело пошёл Кровопийца, радостно покинувший ножны, чтобы вкусить свежей крови, в таких поединках лучше фехтовать мечом, нежели охаживать противника топором, словно дубиной. И я обрушился на первого из врагов, на вражеского хёвдинга, который продолжал скалить зубы и улыбаться, пока я наседал на него, оттесняя к противоположному борту.
Он был массивнее и опытнее, я был моложе и быстрее, к тому же его защищала только льняная рубаха, а я был одет в кольчугу. Ублюдок тоже дрался мечом, всё время пытаясь поймать меня на какой-нибудь финт, но я не давал ему подобной возможности. Ежедневные тренировки во время зимовок здорово меня поднатаскали.
Рядом с нами бились и другие, весь бой развалился на серию отдельных стычек, практически поединков, и мы постепенно одерживали верх над местными пиратами. По сравнению с передовыми частями нортумбрийской армии эти пираты казались просто помехой на пути.
Вражеский вождь попытался полоснуть меня по ноге, торчащей из-под щита, и на этот раз я не стал отступать, а наоборот, сделал шаг навстречу, толкая пирата щитом. Дзынькнул металл, его меч встретился с железной полосой в моём сапоге, и он этого не ожидал. Зато я, не теряя времени, добавил щитом ещё раз, оглушая его, а потом Кровопийца добрался до его незащищённого тела, разрубая ключицу и разрезая артерии.
Ноге, конечно, больно, будет здоровенный синяк, но это ерунда. Главное, их отряд обезглавлен, и я тут же переключился на другого пирата, помогая Рагнвальду и Хромунду, которые с двух сторон атаковали здоровенного викинга, будто псы, нападающие на кабана.
Вскоре всё было кончено.
— Расцепляйте корабли, братцы, — выдохнул я.
В этой драке мы не заработали ни богатства, ни славы, наоборот. Только потеряли. Снекка не в счёт, она пойдёт ко дну, личные трофеи тоже. Что хуже всего — в бою среди прочих погиб Гуннстейн. Мы остались без кормчего.
Глава 2
У меня было такое чувство, будто я в этом бою лишился не просто чего-то очень важного, а словно бы я лишился правой руки. Старик и в самом деле был моей правой рукой, а его знания и умения не раз выручали всю команду, и, по-хорошему, после смерти Кетиля надо было выбирать вождём именно его, но по своему характеру Гуннстейн привык подчиняться, а не командовать.
Кроме него погибли и другие, Стюрмир, Гейр, Хаки, Маленький Гудорм, многие оказались ранены. Эти датчане, эти пираты… Напали очень уж невовремя и дрались как черти.
Меня и самого мутило, по мускулам растекалась предательская слабость, такая, что я не мог даже поднять руки, а голова после пропущенного удара болела так, что каждый звук вызывал боль. Я даже не сдержался и блеванул за борт, словно мальчишка, впервые оказавшийся на корабле. На моём шлеме осталась неслабая такая вмятина, и я легко представил, как лопнула бы моя голова, не будь на ней этого самого шлема.
Стало жутковато.
— Клянусь, это люди Рагнарсонов, — произнёс Олаф, раздевая ещё одного убитого пирата.
— Ты их знаешь? — спросил Лейф.
— Впервые вижу, — отрезал Олаф. — Просто чуйка.
— Весть не могла добраться так быстро, — возразил Торбьерн, и все остальные согласно закивали. Всё-таки, мы покинули Англию самыми первыми.
— Ну а кто ещё станет разбойничать в Скагерраке? — буркнул Олаф. — Либо их люди, либо с их ведома.
— Да кто угодно, если он достаточно отчаялся, — сказал Асмунд.
— Говорил же, к северу надо повернуть, — сказал Олаф. — Ещё, кстати, не поздно. Косматый нас примет.
